Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 6. Мир без звёзд...

Рорване использовали для определения направления пути карты и компасы, заметно отличавшиеся от земных. Карты были начертаны от руки, в Меркаторовой проекции, с характерной решеткой параллелей и меридианов, причем начальный меридиан проходил через Южный магнитный полюс.

Постепенно Лоренцен научился различать индивидуальные черты каждого из туземцев. Алаеву был порывист и разговорчив. Силиш — медлителен и неуклюж, Янвусарран — вспыльчив… Самым знающим из всех рорван казался Джугау — он часто беседовал с Эвери, обучая психолога местному языку. Лоренцен также принимал участие в их беседах, но без особого успеха. Эвери быстро ушел вперед и довольно бойко разговаривал с аборигенами, хотя и утверждал, что не понимает и половины сказанного Джугау.

— Вы должны научить меня всему, что узнали, — сердился астроном. — Вдруг с вами что-то случится? Что тогда нам делать?

— Вы свяжетесь с лагерем, и Гамильтон пошлет за вами флаер, — спокойно отвечал Эвери.

— Черт побери, мне просто интересно! Я тоже хочу поговорить с Джугау и остальными.

— Ладно, ладно. Так и быть, я составлю для вас словарик, но убежден— это вам не очень понадобится.

Так оно и оказалось. Вскоре Лоренцен знал существительные, означавшие дерево, звезду, а также глаголы: ходить, бегать, стрелять. А что дальше делать с таким скудным словарным запасом? Никто из туземцев не желал общаться с ним. А Эвери с Джугау просиживали все вечера у костра, бойко разговаривая друг с другом. Лоренцен с чувством собственного бессилия вслушивался в мяукающий, громыхающий, свистящий голос туземца, наблюдал его энергичную жестикуляцию — и ничего не понимал. Ничего!

Фернандес захватил с собой гитару и по вечерам наигрывал на ней. Алаеву, глядя на него, изготовил из ствола высохшего дерева небольшую четырехструнную арфу и присоединился к землянину. Вместе они производили комичное впечатление. Алаеву любил наигрывать «кукарачу», а Фернандес выучил простую рорванскую мелодию. Кемаль также быстро нашел себе партнера. Он взял в поход шахматы. Ими заинтересовался Силиш, быстро уловил суть игры, и с тех пор оба приятеля все свободное время проводили в поединках.

Путешествие оказалось мирным и спокойным, но Лоренцен чувствовал растущее неудовлетворение. Порой ему хотелось поскорее вернуться на Луну, в свою обсерваторию. Что они делают здесь, на другом конце Галактики? Да, они открыли новую, разумную расу — но что толку? Проблем человечества это не решит…

— К чему все наши наблюдения? — говорил он Торнтону. — Землянам нужны не они, а новая, пригодная для колонизации планета. Троас же, увы, занят.

Марсианин усмехнулся.

— Вы действительно верите, Джон, что эмиграция на звезды может решить проблему перенаселения? — спросил он. — Таким путем нельзя расселить больше нескольких миллионов человек, а это — капля в море. Пусть даже сто миллионов! На это потребуются лет пятьдесят и огромные средства. За это время население вновь вырастет до прежних пределов.

— Знаю, — согласился Лоренцен. — Я много раз слышал подобные аргументы там, на Земле. Но вы не учитываете важнейший фактор — психологический. Люди совсем иначе поведут себя, если будут знать, что звезды открыты для них, что они могут, если очень захотят, начать новую жизнь на далеких колониях.

Марсианин с сомнением покачал головой:

— Вы меня удивляете, Джон. Откуда такой оптимизм? Не забывайте, что самые жестокие войны последовали вскоре после открытия Америки и заселения планет Солнечной системы. Открытие новых возможностей, свобода действий зачастую способствуют проявлению не лучших, а худших качеств людей: агрессивности, жестокости, алчности. Почему же на других звездах будет иначе?

— Да, сейчас все будет иначе! Человечество устало от войн. Оно нуждается ныне в чем-то значительном.

— Оно нуждается в Боге! — страстно возразил ему Торнтон. — Последние два столетия показали, как опасно Для людей забывать своего Создателя. Они не спасутся от дьявола в себе, улетев к звездам; но изгонят его, обратившись к своей душе.

Лоренцен покраснел, не зная, как возразить на слова религиозного фанатика.

— Не понимаю, почему вы всегда так смущаетесь, когда я говорю о религии? — заметил Торнтон. — Мне кажется, нам есть о чем поговорить, вы не относитесь к числу окончательно заблудших.

— Напрасная трата времени! — возразил Лоренцен. — Мы никогда не поймем друг друга.

— Вы просто не желаете меня слушать, — пожал плечами Торнтон. — Что ж, вы не верите в Бога, а я — в колонизацию планет. Но мне любопытно посмотреть, что из этого получится.