— Все в порядке, — повторил Виккерс. — Абсолютно все.
Теперь он тоже может возвращаться — Энн ждет его. И они будут счастливы, как сказала она, когда они сидели на Манхаттанском холме, ожидая роботов.
— Ну ладно, — сказал Крофорд. — Пошли в зал.
Виккерс остановил его.
— Нет смысла.
— Нет смысла?
— Ваших заместителей там нет, — сказал Виккерс. — Они в другом мире. В том, о котором говорят на всех перекрестках.
Крофорд глянул на него.
— Волчок!
— Верно.
— Мы начнем снова, — сказал Крофорд. — Еще один совет. Еще один…
— Поздно, — прервал его Виккерс. — С этой Землей покончено. Люди покидают ее. А кто останется, не станет слушать вас.
— Я убью вас, — сказал Крофорд. — Я убью вас, Виккерс.
— Нет, не убьете.
Напрягшись, они молча стояли друг против друга.
— Да, — выговорил Крофорд. — Не могу. Хотел бы, но не могу. Почему я не могу поднять на вас руку, Виккерс?
Виккерс взял его за локоть.
— Пошли, друг, — тихо сказал он. — Нет, не друг… брат.
Места у нас в Енотовой долине — краше не сыщешь. Но не стану отрицать, что лежит она в стороне от больших дорог и не сулит легкого богатства: фермы здесь мелкие, да и земли не слишком плодородные. Пахать можно только в низинах, а склоны холмов годны разве что для пастьбы, и ведут к нам пыльные проселки, непроходимые в иное время года.
Понятное дело, старожилам вроде Берта Смита, Джинго Гарриса или меня самого выбирать не приходится: мы тут, в этих краях, выросли и давно распрощались с надеждой разбогатеть. По правде говоря, мы чувствуем себя не в своей тарелке, едва высунемся за пределы долины. Но попадаются порой и другие, слабохарактерные: чуть приехали, года не прожили — и уже разочаровались, снялись и уехали. Так что по соседству у нас непременно найдется ферма, а то и две на продажу.
Люди мы простые и бесхитростные. Ворочаемся себе в одиночку в грязи, не помышляя ни о сложных машинах, ни о племенном скоте, а впрочем, что ж тут особенного: обыкновенные фермеры, каких немало в любом конце Соединенных Штатов. И раз уж мы живем обособленно и кое-кто по многу лет, то, пожалуй, можно сказать, что мы теперь стали как бы одной семьей. Хотя из этого вовсе не следует, что мы чураемся посторонних — просто живем мы вместе так давно, что научились понимать и любить друг друга и принимать вещи такими, каковы они есть.
Мы, конечно, слушаем радио — музыку и последние известия, а некоторые даже выписывают газеты, но, боюсь, по натуре мы все-таки бирюки — уж очень трудно расшевелить нас какими-нибудь мировыми событиями. Все наши интересы — здесь, в долине, и нам, если говорить откровенно, недосуг беспокоиться о том, что творится за тридевять земель. Чего доброго, вы решите, что мы к тому же еще и консерваторы: голосуем мы обычно за республиканцев, даже не утруждая себя вопросом «почему», и, сколько ни ищите, не найдется среди нас такого, у кого хватило бы времени отвечать на адресованные фермерам правительственные анкеты и тому подобную дребедень.
И всегда, сколько я себя помню, в долине у нас все шло хорошо. Я сейчас не про землю, а про людей говорю. Нам всегда везло на соседей. Новички появляются что ни год, а вот поди ж ты: ни одного подонка среди них не попалось, а это для нас куда как важно.
Но, признаться, мы всякий раз тревожимся, когда кто-нибудь из нетерпеливых снимается с места и уезжает, и гадаем промеж себя, что за люди купят или арендуют опустевшую ферму.
Ферма, где жил когда-то старый Льюис, была заброшена так давно, что все постройки обветшали и порушились, а поля заросли травой. Правда, года три или четыре подряд ее арендовал зубодер из Гопкинс-Корнерс. Держал там кой-какую скотину, а сам наведывался только по субботам. А мы в своем кругу все думали, захочет ли там еще кто-нибудь пахать, но в конце концов даже думать перестали: ферма пришла в такое запустение, что мы решили охотников на нее больше не сыщется. И вот однажды я заглянул в Гопкинс-Корнерс к тамошнему банкиру, представлявшему интересы владельцев, и заявил, что если зубодер не станет продлевать аренду, то я, пожалуй, не против. Но банкир ответил, что хозяева фермы, проживающие где-то в Чикаго, желали бы не сдавать ее, а продать совсем. Хотя лично он ни на что подобное не надеется: кто же ее в таком виде купит!
Однако смотрим — весной на ферме объявились новые люди. А спустя какой-то срок узнаем, что ее все-таки продали и что нового владельца зовут Хит, Реджинальд Хит. И Берт Смит сказал мне:
Читать дальше