Александра Сашнева - Наркоза не будет

И Коша, хоть и почесывалась, но как-то меньше, чем прошлой ночью, и глаза уже не могли навести резкость.

Она положила к крысиной норе огрызок сыра и устроилась рядом с Роней.

Боже, какой длинный день.

(Рита)

Рита зевнула и посмотрела на часы. Кофе взбодрил. Но события предыдущего дня все-таки давали о себе знать. В теле появилась нервозная дрожь. В солярий бы. В сауну и поспать суток двое.

Нет, лучше не думать - развезет.

Она перелистнула следующую страницу.

СЛЕД СКАРАБЕЯ

(Коша)

Коша ничего не могла в этот день. Все было мерзко. Бросила кисть и вылезла в окно. Она не знала, куда должна пойти, но должна была куда-то придти в какое-то конкретное место. Только, где оно находится? Кошу повлекло в сторону дома Рината. Казалось нелепым такое прощание. Это не он хотел этого, а его прежняя, сложившаяся до Коши жизнь заставила сказать ей эти слова. Она была зла на него, но в тоже время он отложил в ней личинку тоски, которая начала питаться Кошиной душой и силой. Ее желудок стал жилищем этой личинки. Она медленно шла в сторону его мастерской, проклиная себя за отсутствие гордости.

Но какая может быть гордость у никчемного человека? Кому-то она должна доказать, что она - не никчемная, тогда она и сама сможет себя считать чем-то достойным. Роня - не в счет. Он такой же иностранец. Ну не иностранец, провинциал, хоть и из подмосковного пригорода. Но все равно он неприкаянный. Такой же, как Коша, бездомный.

А ей надо доказать кому-то из этих. Ринату, Рыжину, Котову. Надо, чтобы они ее начали уважать. Валька - хозяина галереи - она вообще выбросила из головы, как запретную вещь. Нет никакого Валька. Деньги кончатся, и его не будет. Решено. Она никогда не будет выставляться с группой "Второе пришестивие". Не потому, что они ее не берут, а потому что она так решила. И точка!

Коша брела по улице, намереваясь сесть в трамвай номер один и доехать до заветной мастерской, где целую неделю они вместе слуадостно умирали друг в друге, слушая дыхание ветра и истомленной испанской флейты.

Невыносимо хотелось увидеть Рината.

Она пыталась придумать доводы и фразы, которые помогли бы убедить его в том, что все не так, как он думает. Коша вспоминала его потемневший взгляд, когда он стоял напротив на тротуаре, и ее мозг отказывался понимать ход его мыслей.

На набережной Коша остановилась и долго смотрела на здание Университета с полной пустотой в голове.

Она стояла на обочине и наверно поэтому рядом остановилась машина. Человек в темных очках спросил, куда.

Коша сказала.

Раз уж сам остановился, то что ж не поехать-то. Денег полный карман! Да и не очень нужны они в Питере, чтобы поехать на тачке. Почему-то здесь водилы еще возят по пути просто так. Для компании.

Она села.

Водитель что-то говорил, но Коша не слышала слов, механически кивала головой.

На Репина попросила:

- Остановитесь тут.

Деньги водила не взял.

- Спасибо. Не надо. Мне было по пути.

- Спасибо, - Коша пожала плечами и вышла.

Оставшись стоять у канала напротив дома Рината, она поняла, что оказалась тут совершенно напрасно. Не так лежали вектора пространства. Не та была магическая фигура событий. Ну есть у нее деньги. Ну и что? Что она докажет этими своими грошами?

Ну да. Валек выкинул ей подачку. Ну и что? А сама-то она по-прежнему ничего не значит. И жизнь ее похожа на карандашный набросок - можно стереть легким движением ластика. Скомкать бумажку и выбросить в Неву. Или сделать самолетик и пустить с крыши.

Пустота все вырастала, Коша летела в эту пропасть и хотела скорее разбиться, потому что полет уже измучил своей продолжительностью. Откуда-то она знала, что летит вниз, и что разобьется непременно.

И она медленно поплелась прочь, куда шли ноги.

Удивительно пустынное место. Коша легла животом на нагретый солнцем бордюр канала и смотрела в мутную коричнево-зеленую воду. Куда же надо пойти? Ее словно кто-то звал. Сладкая тягучая патока - то ли голос, то ли флейта где-то в облаках. То ли ядовитая ласка убийцы сочилась из глубины незрячих питерских стекол. Ни облачка на небе... И неслышимая снаружи, но отчетливая внутри нота.

Коша долго щурилась на солнце, пока ей не показалось в ослепительной синеве легкое белое пятнышко.

Теперь она поволоклась к Театральной площади. Почему-то появилась уверенность, что нужно именно туда. Но, когда пришла туда, стало понятно, что это совсем не то. Она сделала три круга по площади, потом дошла до Исакия и решила, надо на все забить и идти силком домой. Спать. А потом ночью поработать над холстом. Почему-то Коша не могла ни рисовать, ни красить с двенадцати дня до двенадцати ночи. В это время ее непреодолимо влекло пространство. Но в нем она никому не была нужна.