Александра Сашнева - Наркоза не будет

И Коша, уже не сдерживаясь, орет так, как этого требует извивающееся тело и истерзанная душа.

Краем глаза Коша замечает, как мимо проходят ноги Рыжина и потом слишком громко хлопает дверь.

***

Потом он отругал ее за Рыжина.

- Он мой друг, - сказал он важно. - Тебе не стоит напрягаться на него.

- А я?

- Что ты? - он сделал круглые глаза.

И в этот момент его важность показалась дешевой. А своя личность никчемной. Она с трудом удержалась, чтобы не сказать гадость. Они могли очень сильно поругаться. Зачем? Она обиженно нахохлилась:

- Хорошо.

Помирились.

Нет никакого смысла отказываться от того, что есть во имя того, чего никогда не будет.

***

Несколько дней не выходили из дома, иногда перемещаясь на крышу, существуя между припадками страсти в странном зыбком полусне, полном цветастых видений и пестрых сюжетов. Почти не разговаривали. А если говорили, то это было как часть пьесы, как необходимое звено композиции. Слова не имели никакого значения. Иногда, вместо того чтобы говорить, включали магнитофон с сиплой японской или испанской флейтой.

Потом Коша устала, перед глазами медленно плавали какие-то черные мурашки, и в комнату через окно наползли пленки - такие же, как она видела у Черепа в подъезде. Губы заплетались, когда она хотела что-то сказать, и дыхания не хватало на целую фразу.

Ринат один ускользнул в мир своих домиков-улиток, бросив ее на произвол судьбы в этом реальном мире, в котором снова наступил полдень, и пора было уходить. Он просто начал рисовать какую-то картинку, и весь ушел туда.

Коша оделась, почистила зубы, собралась, стараясь не шуметь, поцеловала синеглазого "ангела". Остановилась, понимая, что это и есть минута прощания. Что она наступила.

Ринат сказал:

- Угу...

Неловко, не глядя, ткнулся губами в ответ, и тут же забыл.

Коша бодро спустилась вниз, хотя чувствовала себя скорлупой выеденного яйца, и только, уже выйдя на улицу, но все еще находясь в свежей тени арки, вдруг ощутила, что не знает как жить дальше за границей этой ослепительной поулукруглой тени.

Щурясь, она смотрела, как непередаваемо-медленно подъезжает к конечной остановке трамвай, как замедленно качаются ветки тополей, как медленно, словно в кино, идут редкие прохожие.

Она понимала, что нужно ехать, но не могла сделать этот шаг.

Тело взорвалось тысячей игл, когда, натянув на голову футболку, Коша все-таки выскочила на свет. Какая-то машина торкнулась в бедро, водитель, кажется, ругался, но ей было как-то фиолетово.

Медленно, совершая подвиг насилия над собой, Коша пересекла площадь. Прислонившись с пыльному стеклу на заднем сидении, она откуда-то изнутри, но в то же время как-то извне стала слышать слова. Эти слова защищали ее от непосильной реальности иллюзорной спасительностью рифм. Казалось рифмы придают аморфному неопределенному времени некий ясный порядок.

Трамвай уехал.

***

Сквозь сваи и свалки

звенят трамваи,

свиваются рельсы

в прическу Горгоны.

Пугаются ржаво на стыках вагоны.

И я не могу подыскать названия.

и я не могу понять закона.

Я этот город держу в ладони

Липкий пятак и липкие листья

Липы уснувшей

В мареве знойном.

Гонит меня в отупении полдня

Призрак похожий лицом на выстрел.

Током ударит озноб от мысли

Все уже было.

Тысячу лет сквозь сваи и свалки

Ржавый трамвай пробивает дорогу

Тысячу лет ковыляет в развалку

В черном пальто идиот одноногий

Тысячу лет он идет

вдоль забора

и собирает

репьи на медали.

Тысячу лет усмехается ворон

Тысячу лет

Я еду в трамвае.*

Мотаясь из стороны в сторону, Коша побрела в какую-то свосем другую сторону. Перейдя через ревущий грузовиками мост, она направилась по набережной вдоль все расширяющегося канала. Мощеная булыжниками набережная начала проседать вниз, сравниваясь высотой с уровнем торопливо бегущей воды. Коша села на набережную, опустив в ледяную воду ноги.

Она довольно долго так просидела, уставившись глазами на блик, который мерцал на гребне воды, маленьким водопадом перекатывающейся через большой сероватый камень на дне.

Вдруг вода остановилась. Стало очень тихо. Блик на гребне волны стал четко очерченным и неподвижным. Коша подняла глаза и оглянулась - на дороге в неудобной позе застыли дети со сломанным велосипедом. Коша опять скользнула взглядом по воде. Вода не двигалась. И Коша опять испугалась, как тогда с Черепом на пляже, что это мгновение никогда не закончится, и она останется в нем вечно. И оно тут же прекратилось.