Это заманчиво и страшно.
Но люди не испугались. На стапелях еще строился импульсный звездолет "Ореол", когда из самых молодых Дальних Разведчиков была создана его команда. Командиром "Ореола" назначили Николая Горина.
Десять человек, лучших из лучших своих сыновей, посылала Земля в полет.
До отлета оставалось двадцать дней. Члены экипажа каждый по-своему проводил свободное время. Одни улетели в горы последний раз взглянуть на родные заснеженные вершины, другие забрались в леса или к реке, чтобы в последний раз услышать шелест листьев, ощутить запах травы, увидеть блеск солнечных бликов на зеркальной глади воды, третьи ни на минуту не расставались со своими родными и близкими, друзьями.
И вот настал день старта. Космонавты выстроились перед "Ореолом". Загремели залпы торжественного салюта. Их провожала Земля. Но не было в прощании горести. Матери отворачивались в сторону, смахивая непрошеную слезу. Разве имели они право плакать, когда их сыновей посылала на подвиг сама Земля - величайшая мать всех матерей!
Миллионы людей следили по телевизорам, как космонавты один за другим скрывались в люке космического великана.
Вспышка пламени, оглушительный грохот - и корабль превратился в сверкающую звезду, которая растаяла в небе.
Вначале его связывала с Землей тоненькая ниточка радиоимпульсов, затем оборвалась и она.
Шло время. Каждая минута, проведенная на борту звездолета, для людей Земли превращалась в дни, часы и месяцы, дни-в годы. Умерли люди, проводившие смельчаков в полет, родились новые.
Великая река времени течет, омывая континенты, она стирает целые цивилизации и рождает новые. "Представь себе алмазный куб, грань которого равна ширине Ганга,- говорил древнеиндийский мудрец своему ученику,- раз в тысячелетие прилетает ворон и чистит свой клюв об алмазную грань. Постепенно глыба истачивается. Время, в течение которого вороний клюв изотрет глыбу так, что от нее не останется ни зернышка,- лишь мгновение в вечности".
Но как ни ничтожна человеческая жизнь по сравнению с Вечностью, люди успевают обессмертить ее.
Может быть, поэтому люди ждали возвращения "Ореола".
И когда он приземлился, его встречали.
Из корабля вышли только четверо. Остальные погибли в пути. Но и эти четверо были из другого мира, из мира прошлого.
Молча стояли они и смотрели на Будущее, на незнакомых людей, на изменившийся облик города.
И толпа встречающих тоже молчала. Потому что самые восторженные почести не могли бы заменить космонавтам их Прошлого. Все понимали, что как ни прекрасен их мир, он все же чужд и странен людям, прибывшим из Времени.
И никто не удивился, когда четыре старика в голубых костюмах тяжелой походкой людей, привыкших к невесомости, направились к обелиску. Они несколько минут молча стояли перед ним, опустив головы, и никто не посмел нарушить этого молчания, потому что все понимали, что обелиск единственная веха, связывающая космонавтов с привычным утерянным миром.
А потом самый старший из них, тот самый, что сейчас сидит на камне, положил на мемориальную доску букетик тайлантов. За ним и его товарищи положили цветы на ту самую мраморную плиту, где были высечены и их имена.
Имена членов экипажа "Ореола"...
...Мне стало стыдно. Все мои несчастья показались мелкими и ничтожными в сравнении с переживаниями старого космонавта. Мне хорошо были видны слова, высеченные на цоколе обелиска: "ЧЕРЕЗ ИСПЫТАНИЯ - К ИСТИНЕ". Только сейчас я до конца понял всю глубину этих слов.
Пройдут века и еще века, но люди по-прежнему будут стремиться к знаниям. Как и раньше, будут уходить в далекие рейсы корабли, чтобы в глубинах Неизвестности разыскать и принести домой, на Землю, драгоценное зерно Истины.
Последний луч солнца скользнул по вершине обелиска и скрылся за горизонтом. Человек в голубом встал и пошел.
Он твердо ступал по разноцветным иллариевым плиткам, которыми была выложена дорожка аллеи.
Когда он поравнялся с нашей скамьей, Ингра бросилась к нему и протянула ветку сирени.
Старый космонавт взял в руки сирень и посмотрел на Ингру и на меня. Встретившись с ним взглядом, я невольно поднялся со скамьи, да так и остался стоять, глядя в его изумительные глаза. В них не было и намека на грусть, был взгляд человека, коснувшегося на страдание. Это Истины.
Он шел молча, прижав ветку сирени к голубому костюму. О чем он думал? Быть может, перед ним в лице двух молодых людей воскресли образы далекого прошлого, или ветка сирени показалась ему символической наградой за трудный жизненный путь? Нам это было неизвестно. А он ничего не сказал.
Читать дальше