Андрей Колганов - Повесть о потерпевшем кораблекрушение

«А ты?» — встрепенулась Талимай.

«А я… У меня дела, и, к сожалению, в другой стороне», — виновато развел руками Обер.

«Как в другой?!» — в возгласе девушки было столько неподдельного горя, что Обер немного смутился.

Талимай уже почти смирилась с тем, что бригадный генерал Грайс не обращает на нее внимания как на женщину (она так и не узнала об обрядах в храме Луны — иначе, возможно, она повела бы себя совсем по другому). Но расстаться с ним так внезапно и, быть может, навсегда? Нет, это было выше ее сил.

«Не пущу!» — крикнула она и оплела Обера руками. — «Не пущу!»

В крике ее Обер почувствовал смертельную тоску.

«Что с тобой?» — осторожно спросил он.

«А то ты не знаешь!» — девушка с вызовом подняла на него глаза, в которых стояли слезы. — «Черт с тобой, можешь меня вообще не замечать, смотреть на меня, как на пустое место, можешь уехать и забыть навсегда!»

Ее руки судорожно вцепились в Обера, так, что он почувствовал — это объятие даже ему удастся разорвать лишь с очень большим трудом.

«Черт с тобой, катись на все четыре стороны!» — снова повторила Талимай. — «Но хотя бы сделай мне на прощание ребенка!..» — голос ее сорвался, она едва сдерживалась, с трудом подавляя рвущиеся наружу рыдания.

Сердце Обера Грайса дрогнуло. Он взял голову Талимай обеими руками и принялся целовать ее плачущее лицо. Подхватив девушку на руки, он понес ее к постели. Талимай по прежнему крепко держалась за него, как будто опасаясь, что он куда-нибудь исчезнет.

Сначала надо было успокоить девушку, да и самому немного восстановить душевное равновесие. Обер аккуратными движениями губ постарался осушить слезы, текущие у нее из глаз, затем стал целовать ее в губы. Постепенно слезы иссякли, упрямо сжатые губы раскрылись, отвечая на поцелуи Обера, напряженное объятие ослабело и все тело обмякло, безвольно распластавшись на постели.

Но и это продолжалось недолго. Расслабленность прошла, руки Талимай пришли в движение, резкими, лихорадочными рывками расстегивая одежду, при малейшей заминке отрывая петли, пуговицы, крючки, завязки… Подставив поцелуям Обера свои упругие крупные груди, девушка снова заключила его в объятия, тесно прижимаясь к нему. Время от времени ее руки расцеплялись, чтобы помочь ему удалить последние остатки одежды.

Талимай, уже не сдерживаясь, стонала от удовольствия. Долгие месяцы, за которые она привыкла не стесняться своего начальника, бригадного генерала Грайса, сослужили ей сейчас добрую службу. При свете дня она смогла без тени стеснения подставить под его ласки свое обнаженное тело и раскованно внимать этим ласкам…

Теплый ветер слегка шевелил тюлевые занавеси в приоткрытом окне спальни, из которого доносились пронзительные вскрики. Затем раздались два особенно громких протяжных вопля и все смолкло. Садовник в розарии приподнял голову, прислушиваясь, а потом снова принялся за свою работу. Это ведь не его дело, что там вытворяют господа…

Обер Грайс, приподнявшись на локте, смотрел на высоко вздымавшуюся грудь Талимай Эльсете. Теперь по его лицу текли слезы.

«Прости меня, Талимай», — прошептал он.

«За что?» — пробормотала девушка, не размыкая смеженных век. — «Ты же подарил мне свою любовь… Я и не знала, что может быть так… так хорошо…»

«Моя любовь — опасный подарок», — вздохнул Обер. — «Три женщины любили меня в этом мире. Все три погибли из-за меня».

«Но почему?» — удивилась Талимай, приоткрыв глаза.

«Потому что я всегда занимаюсь опасным делом. И когда мне грозит опасность — а она грозит мне почти постоянно — крыло смерти задевает самых близких мне людей». — Обер снова вздохнул. — «Полежи, отдохни, а я соберу вещи. Мой поезд уходит сегодня вечером. На вилле я тебя не оставлю. Лучше будет спрятать тебя в Лариоле, в каком-нибудь обычном отеле. Через час мы уедем отсюда».

Проезжая по раскаленным солнцем улочкам Лариолы, Талимай вдруг попросила Обера остановиться у здания, резко выделявшегося на фоне беленьких домов с черепичными крышами своей серой гранитной облицовкой. Это был храм реформаторского течения улкасанской церкви.

«Пошли», — Талимай потянула Обера за рукав. — «Я хочу дать один обет… В твоем присутствии».

Обер лишь чуть вскинул брови, — в Талимай раньше никогда не замечалось не то что бы особой набожности, но даже и вообще внимания к религии, — но послушно последовал за ней.

Церковь была почти пуста. В полумраке огромного зала Талимай прошла вперед, почти к самому алтарю, и опустилась на колени, на прохладные каменные плиты пола. Обер опустился рядом с ней. Раздался негромкий шепот девушки: