Андрей Колганов - Повесть о потерпевшем кораблекрушение

«Воины, братья мои! Хаттамцы!» — голос его звенел, эхом отдаваясь от стен на большой базарной площади Урма при большом стечении народа. — «Вспомним тех, кто не пожалел свои жизни, кто грудью своей прикрыл нас от кочевников! Вверяя их души милости Дробона, Отца богов, объявляю минуту тишины в память тех, кто с доблестью пал во славу императора, да продлятся дни его вечно…»

Замершая в молчании площадь послушно ждала знака начальника войска. Тенг привстал в стременах, поднял руку, призывая к вниманию, и прилюдно объявил, что добыча, вывезенная из Сарына, позволит рассчитаться с императорской казной, и потому, с согласия императорского наместника и казначея, он может огласить новую милость для простолюдинов — все недоимки по налогам, принимая во внимание бедственное положение простого люда, прощаются. Но осенью налог будет собран в полном объеме.

Позаботился Тенг и о раненых воинах, которых практически всех удалось вывезти с места боя. Хотя выживших раненых насчитывалось более полутора сотен, каждому из них были выданы дополнительные «лечебные» деньги. Семьи убитых также получили вспомоществование из рук Тенга — он не поленился самолично навестить около шести десятков осиротевших домов, чего совершенно не видывали, да и никак не ожидали в Хаттаме, хотя и прошли уже слухи, что новый начальник войска — «чудной малый».

В домах павших воинов Тенг говорил примерно одни и те же слова. Склонив голову, он произносил:

«Низкий поклон семье, взрастившей столь сильного духом воина, презревшего смерть ради друзей своих, ради всех хаттамцев. Никакие слова не вернут вам сына, брата, мужа, отца. Но дабы поддержать семью, утратившую кормильца, позвольте вручить вам его годовое жалование и памятный бронзовый знак».

Жалование рядового равнялось 24 серебряным шонно (серебряный шонно = Ќ золотого), и на такую сумму можно было приобрести две очень хороших коровы, а коли поплоше — то и все три.

Тенг прекрасно понимал, что в таком обществе, как Империя Ратов, только завоевание неограниченной власти может открыть ему возможность хоть как-то попытаться осуществить свой замысел — подтолкнуть немножко вперед ход истории и сделать назревающий переход общества с одной социальной ступени на другую возможно менее болезненным и затяжным. А для того, чтобы держать в руках государственную власть, нужно было иметь вооруженную силу, на которую он мог бы всецело положиться. Поэтому Тенг главные усилия направлял на завоевание авторитета в войске.

Первый же серьезный шаг в этом направлении резко обострил отношения Тенга с местной знатью. Понимая всю опасность такого развития событий, он сознательно делал ставку на вооруженную силу, а не на политические интриги. Помимо того, что Тенг не имел никакого опыта в таких интригах, он не имел ни корней, ни связей в среде местной знати, и столкнуться с ними на этом поле значило бы заведомо проиграть.

Пользуясь безволием и апатией императорского наместника Хаттама, Друга царя, удостоенного по праву рождения, Кунта Доа Ниму, Тенг — за немалые, разумеется, подношения, — выговорил у него право использовать обветшалый, давно уже забытый закон, согласно которому воину, закончившему службу, выделялся участок из общинных земель. Тенг решил наделить по этому закону землей всех ветеранов, кто мог представить двух свидетелей из числа отбывавших с ним воинскую обязанность, подтверждавших его службу в войске.

Государственный Совет провинции дружно воспротивился этому начинанию.

«Откуда общинам взять столько земли?» — кричали самые крупные землевладельцы. — «Придется отбирать землю у работников и отдавать увечным воинам!»

Тенг дождался слова и встал, потрясая пачкой папирусных свитков:

«Общинные земли велики! Хватит на стотысячную армию. Здесь все расписано, в этих папирусах».

В ответ поднялся невообразимый шум:

«Этим бумагам грош цена! Того, что там записано, давно уже нет! Что было при наших прадедах, то прошло!» — завопили земельные магнаты, перебивая друг друга.

Дождавшись, когда шум немного поутихнет, Тенг с улыбкой произнес:

«Зачем же так кричать? Вы уж тут из меня чуть ли не мятежника хотите изобразить. Да никто же не собирается трогать занятые вами земли. Речь идет лишь о тех землях, что и так лежат заброшенными и давно никем не обрабатываются».

Один магнатов величественно встал со своего места и заговорил снисходительным тоном:

«Разумеется, ни один безумец не осмелится посягнуть на наши пашни и пастбища. Но и пустоши — тоже наши! Тут дело в принципе. Если ты хочешь получить землю для своих людей, ты должен заплатить ее владельцам». — Магнат с удовлетворением оглядел зал заседаний, поддержавший его криками согласия, и столь же величественно опустился на место.