"Эдак одежд не напасешься!" - решили оба, снимая с себя очередные клочья.
Наиболее чутка к просачиваниям была область глаз: в них начинало давить, двоиться, возникала расплывчатая радужная окантовка предметов. Поэтому и наскоро сочинили и нацепили довольно громоздкие очки с электронными приставками.
В лаборатории было холодновато, об отоплении не позаботились, как включенные приборы нагреют воздух, так и ладно. Но и это их бодрило.
Тот, кто удалялся от края бункера в центр, к стенду с нависающими остриями электродов, уменьшался; движения его становились суетно-быстрыми.
И понятно, постоянно оба они, Миша и Имярек, были начисто "выбриты", без бровей и ресниц, без волосинки на груди, подмышками и внизу. Младенцы неопределенного возраста.
Но Але Миша был дорог и такой; может, даже более.
... И ему не надо вниз, в ту квартиру. Спуститься на 144-й в гостиницу, в свой люкс, поесть, поспать, потрахать жену (она, спасибо ей, всегда подгадывала в нужное время), обсудить и проверить дела семейные, - и отослать вниз. К детям. Нечего здесь расходовать зря жизнь.
- А через часок снова сюда? - Звонким, чуть вибрирующим голосом уточняет Аля; она снова распышнела, груди торчком. - Или не надо?
- Еще и как надо! Чтоб была здесь как штык. Пока!..
И опять на крышу с харчами и термосом для НетСурьеза, который вообще забыл о всех иных территориях НИИ и мира. Миша чуть не силком водил его в профилакторий на 144-й уровень: поплавать в бассейне, покачать мускулы на тренажерах, попотеть в сауне - с пивком или чаем.
- А то ж загнешься раньше времени, раньше, чем сделаем. От тебя и так половина осталась.
- Слушай, отвяжись! - наконец, не выдержал тот. - Тебе, благополучному поросенку, это не понять: после всего, что было, я работаю. И могу.
- Это я-то благополучный поросенок?! - опешил Миша. - Ничего себе.
А потом раздумался: если он, вышвырнутый из обычной жизни в НПВ-мир, как в ссылку или эмиграцию, выглядит в глазах Имярека благополучным поросенком, то... какова же у него-то была жизнь? Даже имя свое сообщить не желает - все равно как саньясин.
... Миша не воспринимал НетСурьеза по внешности, ни по голосу даже. Ему это было как-то неинтересно, как тот выглядит, неважно. Глыба мысли. Это ощущалось, было и обликом, и сутью.
Но после этого обмена репликами как-то более присмотрелся.
... Затюканный славянский гений, гений в народе, тысячи лет живущем по принципу: каждый должен быть таким дерьмом, как все. Не умеешь - научим, не желаешь - заставим. И учат, и заставляют. В школе, в армии, в Академии наук везде.
Cлавянский гений, довольный уже, если его идеи и знания не оборачиваются для него тюрьмой или психушкой; а в прежние времена, бывало, что и казнью.
И все равно он не мог быть иным.
4.
Сами опыты на стенде были мгновенны и ненаблюдаемы. Все съеживалось до сверкающей искры, до математической точки - и возникало. С прибытком: из образца в граммы - коническая кучка в сотни грамм; из кучки целая куча. Можно было и по второму разу, тоже получалось.
Проблему стабильности решили неожиданно просто: надо забирать системой ГиМ в глубинах Меняющейся Вселенной то самое "молодое время". Из начала циклов миропроявления. И в нем работать. И все. Даже естественно радиоактивные на Земле вещества и изотопы: торий, уран, калий-40, - возникая на стенде под ударами "НПВ-молота", первое время не обнаруживали признаков распада. Лишь потом, через К-дни и К-недели, счетчики около этих образцов начинали потрескивать."Приходили в себя", по выражению НетСурьеза.
Но эффекты "молодого t" этим отнюдь не исчерпались. Работали без сна и отдыха десятки часов кряду (точно не фиксировали, не до того было) - и не чувствовали ни усталости, ни сонливости. Питались в эти интервалы мало, но не были голодны. Более того, их тела как-то подтянулись, стали выразительнее, мышцы налились силлой. И самое интересное: оба заметили (сначала у напарника, потом и у себя, что у них набухют и торчат члены. И не вожделенно, а как-то иначе, просто от наполненности жизненной силой.
Панкратов совсем разгулялся; когда заставал Алю в люксе, валил ее на пол прямо в прихожей. Он первый и завел разговор об этом в ЛабДробДриб.
- Слушай, что это у нас с тобой так торчит? Ну, у тебя еще понятно - но я только отпустил Алю. После трех раз. Я ее, бедную, совсем заездил...
- По ней не скажешь, что бедная и что заездил. Между прочим, у африканских бушменов всю жизнь торчит. С малых лет. Даже после соития не опадает. Нет, серьезно.
Читать дальше