Array Журнал «Искатель» - Искатель, 1997 № 09

Минуту спустя Творожников совсем скис и задремал в глубоком кресле, свесив голову на волосатую грудь. Стакан валялся рядом на ковре.

Игорь Васильевич отодвинул угли в камине подальше от решетки, завинтил пробкой бутылку с остатками виски. Постоял в раздумье над хозяином — решал, не уложить ли его на диван. Решил, что и в кресле ему неплохо дремлется. А когда закрывал дверь на веранде, услышал вдогонку злой шепот:

— Чертов солдафон!

Поудобнее устроившись в салоне стареньких «жигулей», припаркованных напротив знакомого дома на Широкой улице, приготовился ждать. Кого ждать? Он и сам не смог бы с уверенностью ответить на этот вопрос. Появления Елены Петровны? Очередного визитера, жаждущего встречи с ней? Ее мужа Жоржика? Да мало ли кого.

Владимир был уверен, что узнает и саму Елену Петровну и супруга. Если родной отец называет взрослого женатого сына Жоржиком, то вольно или невольно настраиваешься на определенный тип человека. Какая-то деталь туалета, манера поведения, выражения лица обязательно подскажут — вот он, нужный тебе Жоржик. Или Эдичка. А может быть, Колюня. Фризе рассчитывал на то, что дом не такой уж и большой и мужчин, которых называют так полу ласково, полупрезрительно, проживает в нем немного. Скорее всего, один Жоржик.

Фризе был готов ждать час, два, четыре. Даже сутки. И постарался настроить себя на это долгое ожидание. Но уже минут через десять почувствовал голод. А ждать голодным не умел.

Поэтому он заглянул в кафе, которое приметил еще выслеживая старика-прокурора, выпил залпом две чашки кофе — кстати очень приличного — и купил три бутерброда и пакетик орехов. Буфетчица, молодая, с красивым полудетским лицом и необъятной грудью, спала на ходу. Ей даже лень было разговаривать и она молча тыкала пальцем в бутерброд, издавая странный, почти не передаваемый звук: «Эа?» И закатывала глаза. Наверное, звук «эа» означал — «этот»?

Через пять минут Владимир опять сидел в машине и, прежде чем отправить в рот, изучал сыр на бутерброде. В это время дверь подъезда отворилась. Если бы Фризе пришлось составлять словесный портрет, появившейся из него женщины, он бы написал: крашеная блондинка 35–38 лет, склонна к полноте, рост 160 162, правильные черты лица, глаза светлые (с такого расстояния точно цвет глаз определить было трудно). Лично для себя сыщик отметил красивые ноги женщины. В правой руке блондинка держала сиреневую, плотно нагруженную хозяйственную сумку.

Она, — решил Владимир, — Елена Петровна!»

Женщину, которая работает в фешенебельной гостинице, большом модном магазине, в крупном чиновничьем учреждении, в офисе банка или состоит на содержании у серьезного мафиози, всегда отличает умение держать себя. У нее уверенный — а у тех, кто поглупее, и самоуверенный — вид и восприимчивость к моде.

Нельзя постоянно находиться на людях, а если уж быть предельно точным, среди мужчин, и остаться растеряхой. Таких на службе не держат.

Женщина явно была чем-то встревожена, и Владимир мог догадаться чем. Но полной уверенности в том, что перед ним Семенова не было. И поэтому, помахивая пакетиком с орешками, Фризе пошел вслед за дамой. Позвал негромко.

— Елена Петровна! — словно бы обратился ко всем женщинам, находившимся в этот момент в поле зрения.

Эффект был неожиданным.

Елена Петровна застыла на месте, как будто ей дали команду: «Замри!» в старинной детской игре. Ее красивая сиреневая сумка с громким стуком упала на асфальт. Низ сумки быстро темнел, намокая. Вокруг расползалось пятно.

— Елена Петровна! — Фризе нагнал женщину, остановился перед ней. — Я вас напугал? Простите.

Семенова смотрела на Владимира испуганными круглыми глазами. Теперь он рассмотрел их. Глаза были светло-серые. Очень красивые. Женщина глотнула воздух открытым ртом и молча схватилась ладонями за горло.

— Елена Петровна, — повторил Фризе ласково. — Ну что же вы, голубушка?!

Семенова опять раскрыла рот, пытаясь что-то сказать, но не смогла. У нее пропал голос.

Разрешите? — Фризе поднял ее сиреневую сумку, взял женщину под руку и, отведя в соседний скверик, посадил на скамейку. Елена Петровна не сопротивлялась, не пыталась высвободить руку. Шла как обреченная.

— Еще раз простите. Это у вас от испуга. Наверное, надо что-нибудь выпить. Пепси? Лимонад.

Елена Петровна покачала головой.

— Горячего чая? Кофе?

Она согласно кивнула, и Фризе увидел, как по ее щекам, оставляя узкие дорожки в макияже, сползли две крупные слезы.