Айзек Азимов: Последнее новшество

Тем временем папа по-прежнему проводил с да Винчи каждую свободную минуту. Ночи напролет он рассказывал, спрашивал, советовался. Потом спускался вниз, в столовую, и записывал, дополнял, исправлял. Однажды я заглянул в его тетрадь и прочел там:

ДОПОЛНЕНИЯ

К БИОГРАФИИ ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ,

СОСТАВЛЕННЫЕ

УИНСТОНОМ К. САНДЕРСОНОМ,

ДОКТОРОМ ФИЛОСОФИИ.

При виде такого заголовка, да еще с такой ученой степенью, мне стало не по себе, тем более что наш папа никогда в колледжах не учился и даже близко к ним не подходил, разве что ночью.

После того как синьор да Винчи прожил в комнате наверху около двух недель, папа, спустившись однажды к ужину, сказал маме:

— Ну вот, теперь я собрал все необходимые материалы. Сегодня вечером отправляю его восвояси.

— Ты же хотел познакомить его с нашей современной жизнью!.. — вырвалось у меня.

— Не лезь не в свое дело, Моди, — был ответ.

— Ты хотел показать ему все чудеса современности! Надо, чтобы с ним встретился кто-нибудь из ученых…

— И прославился за мой счет? Украл замысел моей книги?

Такого выражения лица у папы я никогда прежде не видел.

— Идея книги моя, с начала до конца! — с ударением изрек мой родитель.

— Папа… — начал было я, но тут вмешалась мама.

— Я рада, что наконец пришло время расстаться с нашим гостем, — сказала она. — Мне надоело его пение, оно мешает спать… Кроме того, я не знаю, что еще можно ему приготовить из овощей…

Папе, видимо, пришлось не по вкусу то, что сказал я, и он решил отыграться на маме:

— А думаешь, мне с ним легко?

— Ничего, Уин, зато за твою книгу наверняка дадут кучу денег, — ободряющим гоном сказала мама.

— Надеюсь, черт возьми. — Папа резко отодвинулся от стола и наконец успокоился. — И это только начало. Я могу воскресить Александра Македонского, Наполеона…

Вдруг на мамином лице появилось брезгливое выражение.

— Из-за его жучков и прочей живности, которую он держит наверху, провонял весь дом!

Папа обнял ее за плечи и сказал:

— Настало время расставания.

Я, признаться, даже немного обрадовался такому обороту дела: уж очень печально звучали теперь песни синьора да Винчи. Наверное, он истосковался по родине.

Отужинав, папа отправился наверх. Мы с мамой, крадучись, последовали за ним и, как и в ночь появления гостя, расположились перед дверью. До нас долетали обрывки разговора синьора да Винчи с папой: похоже, что они спорили, но утверждать не стану, поскольку спор происходил на иностранном языке. Потом синьор да Винчи что-то сказал, и я мог бы поклясться, что это означало: “Скорее домой!” Для меня не имело значения, на каком языке это было произнесено. Тут мы услышали позвякивание папиной машины и продолжительное шипение, однако вместо ожидаемого звонкого удара машина издала глухой. Мы с мамой промаялись почти до пяти утра и только тогда отправились спать, хотя шум в комнате гостя продолжался и разговор не затихал.

За завтраком все держались чрезвычайно натянуто, С папиного лица не сходила нервная улыбка, он то и дело скалил зубы. В конце концов он не выдержал и сказал:

— Лилиан, дело серьезнее, чем я предполагал.

Мама подозрительно взглянула на него.

— Какое дело? — спросила она.

— Похоже, что Леонардо останется с нами… навсегда! Я свожу его к парикмахеру и куплю ему новый костюм, и мы разрешим ему проводить эксперименты в сарае. Кто знает, на какие чудеса он еще способен!

Мама окинула папу ледяным взглядом.

— Я сделал все возможное, Лилиан. Трудился всю ночь не покладая рук, но дезинтегратор…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я не могу отправить его обратно.

На мгновение мама лишилась дара речи, но тут же принялась ругать папу — неторопливо и проникновенно… Мы знали, что теперь ее ничто не остановит до самого вечера. Папа, будто не слыша ее, продолжал доказывать, что деньги, которые он выручит за книгу о Леонардо, с лихвой окупят все расходы по его содержанию. Может, удастся пристроить старика в музей, поскольку книга уже закончена. Ему, как и ей, все случившееся не по душе, так что не стоит горячиться. Голос его становился все громче, звучал все резче, но мама не обращала на это внимания и продолжала его поносить. Было очевидно, что в этот день никакая сила не заставит ее замолчать.

Вначале я еще слушал родителей, а близнецы улизнули сразу, посреди одной из папиных тирад. Они выбежали в палисадник, и вскоре оттуда до меня донесся их радостный смех. Они смеялись так, словно кто-то сказал, что им больше никогда не нужно будет ходить в школу. Я вышел вслед за ними взглянуть, что происходит.