Игорь Гетманский - Звёздный наследник

– Дэн, это же настоящий английский интерьер XIX века!

Мы оказались в большом и пустом холле с камином. Чистый дощатый пол был устлан богатым ковром, посреди холла стоял большой прямоугольный стол, вокруг него – старинные кресла с высокими спинками. У камина – круглый чайный столик. С потолка свисала бронзовая лампа, тишину нарушало громкое тиканье напольных часов в футляре, покрытом искусной витиеватой резьбой. Вокруг царили идеальная чистота и порядок.

Дух жилища эсквайра нарушали четыре монитора, вмонтированные в стены под самым потолком. На их экранах менялись изображения внутренней территории и окрестностей крепости.

Я потянул Лотту за собой, мы пересекли холл и оказались перед широкой лестницей с гладкими дубовыми ступенями и перилами, ведущей на второй этаж.

– Дядя Уокер! – негромко позвал я. – Дядя Уокер, принимайте гостей!

Ответом мне была гробовая тишина. Я не знал, что и думать.

– Пойдем? – спросила Лотта. Почему-то она нисколько не смущалась, а становилась все оживленнее. Видимо, предвкушала, как будет описывать английскую экзотику на забытой Богом планете Коррида. Я не одобрял ее настроения. Мне было не по себе.

Я молча отобрал у нее видеокамеру и зашагал вверх по ступеням.

На втором этаже лестница вывела нас в длинный коридор, устланный ковровой дорожкой. Вдоль стен висели массивные канделябры с наполовину оплывшими свечами. Из коридора несколько дверей вели в другие помещения. Ближняя, самая широкая дубовая дверь с тяжелой золоченой ручкой была полуоткрыта.

– Джеймс Уокер! – снова, уже громко и решительно, позвал я. – Вы здесь?

Молчание.

Я быстро прошел по коридору к этой ближней полуоткрытой двери и решительно распахнул ее во всю ширь.

Это был кабинет Уокера.

Свет из высокого, до самого потолка, окна с трудом просачивался из-за полуопущенных малиновых портьер и мягко ложился на теплый рисунок напольного ковра, на черную кожаную обивку массивного дивана, на широкий двухтумбовый стол посреди кабинета.

На столе в беспорядке лежали книги и карты, листки, исчерканные мелким беглым почерком, рядом со старинной лампой под матовым стеклянным абажуром лежал ноутбук.

Всю стену слева занимала карта звездного неба, под ней на спецстолах стояли четыре мощных компьютера последней модели, один из них работал. Пахло сигарами.

Я не знаю, как сумел охватить одним взглядом столько деталей, не знаю. У меня был в запасе только один взгляд на весь интерьер, только один. Потому что второй мой взгляд и все последующие были предназначены хозяину кабинета.

Джеймсу Уокеру.

Он сидел в кресле у стола лицом к двери и смотрел на меня. Я узнал его сразу, даром что прошло столько времени. Сухопарые нескладные некрасивые мужчины, достигая средних лет, мало меняются с годами, даже когда стареют.

Я узнал его – Уокера. Он сидел в кресле напротив меня – старик в мягких домашних брюках и клетчатой рубахе навыпуск, одна рука его лежала на коленях, другая сжимала в кулаке смятую сигару и свесилась к полу. Он сидел и смотрел на меня. И в широко открытых абсолютно неподвижных глазах его было столько муки, а в трагичном изгибе тонких синих губ – столько боли, что у меня при взгляде на его лицо захолодело в груди…

Я сделал неверный шаг назад, а когда у меня за спиной раздался визг Лотты – долгий, непрекращающийся, раздирающий душу и сердце, визг – как сигнал, как подтверждение, как свидетельство того, что я никак не хотел признавать….

Я быстро подошел к дяде Уокеру и взял его ледяное закоченелое запястье в свою руку.

Прощупывать пульс я не стал.

Джеймс Уокер был неопровержимо мертв.

– Стоять!

– Руки за голову!

– Лицом к стене! Ноги в стороны!

– Оставаться на месте!

– Руки!

– Не двигаться!

Столько противоречивых команд одновременно я не получал никогда в жизни. Если тебе приказывают повернуться лицом к стене, поднять руки вверх и в то же время – не двигаться, очень трудно сразу сообразить, как же следует поступить.

Я оказался в положении буриданова осла, которого поставили между двумя стогами сена на одинакововом расстоянии и от того, и от другого. Этот осел умер от голода, не зная, с чего начать трапезу. И это при том, что в ухо ему никто не визжал, от чего я вовсе не был избавлен.

Лотта только-только успела перевести дыхание, отвизжав при виде мертвого Джеймса Уокера, как на нас со всех сторон посыпались команды, изрыгаемые лужеными глотками. С минимальной паузой визг возобновился, только на этот раз Лотта взяла на октаву выше.