Антон Орлов - Контора Игрек

Обогнув Живущего-в-Прохладе, он сбежал по ступенькам, вскоре из жемчужной мглы донесся негромкий звук поднимающегося аэрокара.

– В Элакуанкос! – процедил вслед Лиргисо. – Набережную искать…

– Он рассказывал тебе про этот случай? – удивилась Тина. – Это было десять лет назад. Сейчас он взрослый парень, бывший полицейский, и с «Гиппогрифа» выбрался самостоятельно – не каждый бы так смог. Кроме того, он сказал, что неприятностей не будет.

– Его настроение переменчиво. Если ему вдруг захочется неприятностей, те сразу прибегут на его зов. Я тоже отправляюсь гулять.

– Стой! Ты, что ли, посадил ему метку?

– С чего ты взяла?

– Ему не понравится, что ты за ним следишь.

– Да он, по-моему, уже догадался, но до сих пор ничего не сказал. И почем знать, может, неприятностей не будет именно потому, что я незримо сопровождаю Поля во время этих сумасшедших бесцельных прогулок. Реальность – это мозаика, составленная из мириадов кусочков. К тому же мне так спокойней. – Лиргисо доверительно понизил голос. – Боюсь, если оставить его без присмотра, он подцепит Фласс знает кого… Или встретит того офицера с «Гиппогрифа». Я уверен, мерзавец ошивается где-то на Незе, я это чувствую, хоть я и не «сканер». Знать, что Поль кому-то может позволить то, в чем отказывает мне, – ты не представляешь, какая это пытка! Ревность – одна из самых кошмарных напастей…

– Против нее есть простое средство: не ревнуй.

– Фласс, да разве от тебя дождешься чего-нибудь другого? Я ведь серьезно… Фобия Поля дала трещину. На смену страху пришло осторожное любопытство, и скоро он сам начнет искать приключений – не потому ли его носит по всему Незу?

– Я не думаю, что твоя версия верна.

– «Я не думаю» – сие изречение ты могла бы сделать своим девизом!.. Шутка, – добавил он с покаянным вздохом, выдержав паузу. – Фласс, как же я ненавижу Саймона Клисса… Если бы не этот презренный проходимец, Поль наконец-то уступил бы мне.

– На редкость презренный проходимец, – согласилась Тина. – Сам себя приковал к столу и запрограммировал медробота на вивисекцию – и все для того, чтобы скомпрометировать тебя перед Полем.

Живущий-в-Прохладе скорчил несчастную мину, потом взглянул на приборчик, вмонтированный в браслет на запястье.

– Он уже достаточно далеко, так что пора мне превратиться в его ангела-хранителя… Или в демона-хранителя – это мне больше подходит, не правда ли? Не говори ему, ладно?

– Ты же сказал, что он знает.

– Подозревает. В этом есть что-то от детской игры… Все мы стали немного странными после Вьянгаса, ты не находишь?

Он тоже сбежал по лестнице в затуманенный двор, и вскоре Тина снова услышала звук стартующей машины.

Маленькая квадратная терраса из шершавого, местами потрескавшегося белого камня. Пахнет морем, гниющими водорослями, а из дома – жареным мясом и незийскими специями: это Амина затеяла приготовить какое-то кушанье по местному рецепту. Первое время после Вьянгаса она была совсем потерянная, но потом Поль поговорил с ней, неизвестно о чем, и она более-менее отошла.

Да, все они стали «немного странными»… Вьянгас объявили зоной бедствия, туда отправились психотерапевты и целители – оказывать помощь нескольким тысячам пострадавших, но пятеро пострадавших улизнуло. По Лиргисо и Хинару плакала галактическая тюрьма. Тине после резни на базе не хотелось общаться с космополовцами, которые побывали там и видели ее работу. Претензий к ней не было: остановила психотронных террористов, спасла неизвестно сколько людей, находившихся на грани самоубийства, – а у нее все равно что-то в душе ныло, когда вспоминались подробности. Вряд ли она когда-нибудь сможет получать удовольствие от фильмов-сказок, где сражаются на мечах… И ведь если бы она всех там попросту перестреляла – сразу бы выбросила из головы; ее поразила страшная наглядность смерти: лужи крови, разлетевшиеся по полу внутренности, куски разрубленных тел.

«Ты придаешь чрезмерное значение внешнему оформлению», – заметил по этому поводу Живущий-в-Прохладе.

Поль от психотерапевтов и раньше бегал, а сотрясение мозга у него оказалось не опасное, хватило лечения в «коконе».

На что рассчитывал Маршал – они могли только строить предположения, но ничего хорошего из его затеи не вышло. Взять хотя бы Лиргисо: в нем появился надрыв, которого не было раньше, однако его взгляды ни на йоту не изменились; оправившись от шока, он опять стал прежним. Или почти прежним. Единственная заметная перемена: с Полем он теперь вел себя осторожней, мягче, воздерживался от уничижительных насмешек – для такого типа, как Лиргисо, это уже много. Но его отношение к «черни», «развращенным демократией рабам», «неразвитому большинству» переоценки не претерпело. Неужели Маршал думал, что сможет таким способом кого-то переделать к лучшему? Тине казалось, что его мотивы могли быть и такими, хотя черт его знает, что он там на самом деле думал.