Или все-таки могло бы состояться? Например, при совсем незначительном дефекте, который сразу не проявится? Глядя на бесшумно работающую машину, чем-то удивительно похожую на автомат по продаже газированной воды, я склоняюсь к мысли, что лучше подождать. Она оперирует на молекулярном уровне, где уже действуют квантовые неопределенности, и я не хочу усиливать их до такой степени, чтобы на выходе мог получиться любой мыслимый результат. «Ансамбль» – мой единственный шанс найти Лу вовремя, и я не могу рисковать этим шансом.
– Я подожду на улице, – говорю я. – Позовите меня немедленно, как только...
Женщина озадаченно пожимает плечами:
– Вы прямо как молодой папаша в роддоме.
* * *
Надо бы включить настройку, войти в сторожевой режим, и время пройдет незаметно. Но что-то в душе отчаянно противится этому как безответственному, эскапистскому шагу, как чему-то крайне неестественному...
Эти доводы настолько чужды мне, что я прислушиваюсь к ним как будто со стороны, скорее ошеломленный, чем испуганный. Последнее схлопывание непостижимым образом избавило меня от мода верности – легко допустить, что во мне изменилось и многое другое. Вероятно, усиливающееся отвращение к нейронным модам неизбежно или почти неизбежно при стремлении вырваться на свободу.
Так что я жду, как обычный человек, мучимый бессмысленными страхами. Жду, пытаясь вообразить невообразимое. Что будет происходить с людьми, если вся планета необратимо размажется? Ничего – потому что не будет схлопывания, которое только и делает некоторые события реальными? Или все – потому что не будет схлопывания, которое только и лишает некоторые события возможности реализоваться? Все по отдельности, когда каждому чистому состоянию отвечает отдельное сознание, словно в модели множественных миров? Или все сразу – какофония совместно реализовавшихся возможностей? То, что испытывал я сам – по крайней мере воспоминания об этом, пережившие схлопывание, – может не иметь ничего общего с тем, что будет, когда схлопывание исчезнет навсегда. Когда исчезнет механизм, делающий прошлое единственным, весь наш опыт может стать абсолютно иным, чем теперь.
Так или иначе, в одном я убежден – нельзя позволить Лу довести его дело до конца.
Вся надежда на то, что мое размазанное «я» придерживается того же мнения.
* * *
Женщина из «Третьего полушария» не спрашивает, что это за мод, который мне так не терпится испытать. Я перевожу ей деньги, она вручает мне флакон, и я сразу впрыскиваю в нос его содержимое.
Она говорит:
– Надеюсь, наши деловые контакты продолжатся.
– Очень сомневаюсь, – отвечаю я, закончив терзать свою ноздрю.
Я дважды чихаю. Капелька жидкости падает на пол.
* * *
Идя по переулку, я даю задание «Мыслемеханизмам» сообщить мне, как только «Ансамбль» объявит о своем существовании. Экспертная система оценила время на установку мода в два-три часа, в зависимости от особенностей нейроанатомии пользователя.
Витрины магазинов на большой улице сияют голографическими рекламами. В этом году фотореализм непопулярен, и все, от ботинок до кастрюль, ослепительно сверкает. Я поднимаю руку, и она проходит сквозь переднее колесо висящего в двух метрах над землей велосипеда. Колесо стремительно вращается, спицы словно раскалены добела, что вызывает подсознательное ожидание острой боли.
Некоторое время я стою, глазея на публику. У меня еще достаточно денег, чтобы через два часа оказаться на другом конце земного шара. Может быть, Лаура ошиблась, и все, что бы ни случилось здесь, можно будет как-то локализовать. Когда станет ясно, что началась эпидемия, границы закроют, и...
Как закрыть границы от людей, которые могут проникнуть сквозь любую преграду? Сбросить город в черную дыру? Построить вокруг него еще один Пузырь?
«Карен» говорит:
– Однажды тебе удалось похитить мод, и ты можешь сделать это еще раз. МБР не удалось тебя остановить, тем более это не удастся Лу.
– А если он уже выпустил амеб на свободу?
– У тебя нет сведений, что он это сделал.
– У меня нет и сведений, что он этого не сделал.
Я пристально вглядываюсь в небо, подавляя волну головокружения. В сущности, Пузырь – это никакая не тюрьма. Он просто помог нам увидеть, что мы находимся в тюрьме. Удар был не в том, что нас заперли, а в том, что нас заставили осознать бесконечность недоступной нам свободы.
Я говорю:
– Кажется, у меня начинается «страх Пузыря».
Читать дальше