Владислав Крапивин - Застава на Якорном Поле

— Говорят, ты уже гулял босиком…

— Но не в этой же арестантской хламиде!

— Ох… я не знаю…

Ежики сцепил два мизинца:

— Вот! Двумя кольцами клянусь — через десять минут приду обратно.

Такими клятвами не шутят, это Клара тоже знала.

— Но… неужели нельзя подождать до утра? Темнотища же в парке…

— А вы дайте ваш фонарик.

— Ох, Мати, — снова сказала Клара. И дала фонарик, с которым дежурные сестры обходят ночные палаты.

Очень старое, построенное в духе классицизма здание лицея левым крылом с маленьким боковым фасадом выходило на тихую улицу Бакалавров. А с трех сторон окружал его парк. Ежики вышел через больничный служебный вход, с тыльной стороны. Окно, ведущее в подвал, было недалеко. Ежики пробрался через лопухи и белоцвет. Потянул решетку…

Влажная ночная зябкость забралась под легонькую пижаму. А может, и не зябкость. В каком бы веке ни жил мальчишка, а средневековый страх старых подвалов просыпается обязательно, если надо вот так, ночью… К тому же после вчерашнего…

Если там, у столба, выступит из темноты Кантор? Если опять ловушка? Он даже остановился на миг. Но пересилил себя.

Все оказалось в порядке. Никто не помешал, и милый Яшка был на месте. Ежики отцепил кристалл от кабеля, подышал на него, как на озябшего птенца. В ответ ласково щекотнуло в ладонях.

Теперь скорее назад…

— Спасибо, сестра Клара. Я быстро, да?

— Ох, я вся перенервничала… Марш в постель, путешественник.

Нет, постель подождет. Сперва — Яшка! А… куда подключать-то?

От великой досады Ежики кулаком с Яшкой треснул себя по лбу. Ведь «Собеседника»-то нет! И скорее всего, нет его и в комнате у Ежики. Кантор его проверял и наверняка отдал чинить контакты. Значит, умолять Клару, чтобы отпустила снова, за компьютером, нет никакого смысла.

А может, у нее есть с собой что-то подходящее? Сейчас, ночью, не даст…

Здесь, в палате, был, конечно, экран. Однако даже если и отколупаешь панель (а как в темноте-то?), поди разберись, где там нужные клеммы… Да и большущий он, как засветится — Клара сразу увидит сквозь стеклянную дверь.

Ежики замычал от беспомощности и сел на пол у кровати… И опять защекотало в кулаке. Словно пойманный кузнечик шевелился… Нет, не кузнечик! Будто тихий приемник-ракушка с внутренней антенной — есть такие: любители их вешают на ухо, как серьгу.

Ежики, не веря еще, прижал кристалл к уху. Бился, жужжал неразборчивый капризный голосок.

— Ой… Яшка, это ты?

Сквозь жужжанье донеслось:

— Не толкай меня в ухо, пожалуйста, я не затычка! Возьми в руку вместе с монетой, она — отражатель.

Ежики из-под матраца выхватил спрятанную там монетку. Стиснул ее вместе с Яшкой в ладони. И отдалось в коже, в нервах, пробежало по жилам, отозвалось в ушных перепонках (а может, просто в голове):

— Ты чего так долго не шел за мной?!

— Яшка, прости… Тут такое было…

— Я тебя звал, звал. Даже луч посылал пятку щекотать… А ты…

— Я все объясню, Яшка… Не сердись.

— «Не сердись…» — В Яшкином голосе появилась снисходительная нотка. Будто у мальчишки, который еще дуется на обидчика, но не всерьез, а для порядка. — Я весь Информаторий переписал в себя за час, а потом лежу, лежу в этой дыре. Думал, насовсем…

«Информаторий!»

— Ой, Яшка! Спасибо тебе! Это ведь ты просигналил во Всемирный Комитет? Как у тебя получилось?

— Делов-то… — буркнул Яшка. — Помогло?

— Еще бы!.. — обрадованно отозвался Ежики. И осекся. Сообразил наконец, что происходит невероятное. — Яш… А как это ты… сейчас-то! Без компьютера… Как у тебя получается?

Яшка ответил серьезно:

— Это у тебя получается… Любой человек чувствительней компьютера, а уж если койво…

— А я, значит, правда койво?

— Я всегда говорю правду… Ты что, все еще на полу? Ложись давай…

Ежики тут же подчинился ворчливому приказу. И уже в постели сказал:

— А ты… в тебе, наверно, целый миллион койво, в одном. Ты вон какие чудеса творишь… — Он слегка подмазывался к Яшке, потому что Яшка, хотя и знает все на свете, разбирается в тысячах вещей, а сейчас еще к тому же вобрал в себя целый Информаторий, но по характеру все равно пацаненок — добрый, но капризный и упрямый… Интересно, как бы он выглядел, если был бы настоящим мальчишкой?

Казалось, Яшка усмехнулся. И стало ясно, что Ежикины мысли он прочитал.

— Глянь на экран…

Ежики посмотрел. Там — не на экране, а перед ним — просветлел воздух. И в воздухе этом обрисовался мальчик — большеголовый, кудлатый, лет девяти. В потрепанной, старинного вида матроске, в залатанных штанах с порванными застежками у колен, с перекрученной лямкой через плечо. Босой…