Юрий Никитин: Мое вечное море...

В ужасе Вадим рванулся, позади знакомо щелкнуло. Хлынул яркий солнечный свет: к потолку взлетела расписная штора.

Освобождаясь ото сна, он лежал поперек постели, за окном серели многоэтажные панели домов. Утро… В углу комнаты засветился, сопровождаемый легким треском, экран домашней ЭВМ: это сделать, туда пойти, с тем встретиться… Меню на сегодня такое-то, мясное исключить — вчера печень перегрузил… Выплыло налитое красками, увеличенное в десятки раз сердце: объемное, цветное, в уголке экрана бежали рекомендации, что нужно подтянуть, как, чем, и кроме того — физкультура, солнцетерапия…

Еще несколько мгновений лежал ошалелый, а в нем замирали крики, плеск весел, зато нарастал шелест пронесшегося внизу трубника, шорох в транспортных линиях, шепот силовых установок в стенах, вибрация подстанций, энергоблоков, мерное пощелкивание метронома в комнате…

— Глупо, — сказала она раздраженно. — Кто-то из предков струсил, а ты переживаешь? Что, в твоей генеалогии одни герои? Как у всякого, хватает и трусов, и подлецов, и просто дураков. Как у нынешнего дурака вполне могли быть героями, мудрецами…

— Так-то оно так, — сказал он убито, — но уже который раз снится…

Татьяна досадливо повела плечом, прошлась по комнате. Он украдкой жадно следил за ней. Татьяна всегда ходила так, словно весь мир был дорожкой Дома моделей. Горделиво подав себя в центре, оттянув плечи и красиво выбрасывая и ставя ноги, приопустив ресницы, с готовностью улыбнуться мужской шутке, хотя когда шла с работы, то наверняка хотелось идти так же, как и подруги: ссутулив плечи, на полусогнутых, суетливой перебежкой за транспортом…

Он сидел так, чтобы не увидеть себя в зеркалах, которые в ее комнате на каждом шагу. Прошлый раз увидел свою желтую вытянутую физиономию с трясущимися губами, безумные глаза — потом целый месяц шарахался от витрин и блестящих поверхностей…

— Что уставился? — спросила она.

— Какая ты… Гуттаперчевая девушка. Нет, не гуттаперчевая, в тебе гибкость стальной пружины!

Она остановилась у окна, глядя во двор.

— Спасибо. Зато в тебе хребта нет вовсе. Встряхнись! Завтра уходим с туристами в горы. Пойдешь? Ночевки на свежем воздухе, ночь у костра…

— Нет, — сказал он затравленно. — Мускулистые атлеты с гитарами, девицы с вольными манерами, один профессор, которому почему-то важно выглядеть молодым балбесом…

— Зато они живут! А ты… Впрочем, пещерные времена прошли, теперь живут и слабые. Они и копаются в прошлом, потому что боятся сегодняшнего дня. Ты составляешь генеалогические таблицы?

Она как выстрелила вопросом. Вадим растерялся:

— Нет… А что?

— Теперь это модно. Как только научились скользить по генетическим линиям, так и пошло. Только сны твои с действительностью не стыкуются. Сам же говорил, что твои предки с Приднепровья! А славяне никогда не были морским народом. Напротив, они чуждались моря.

— Я так не думаю, — ответил он уклончиво, стараясь не рассердить ее.

— Тогда отправляйся в прошлое, — сказала она насмешливо. — Попробуй проскочить комиссию. Может быть, удастся воочию посмотреть на своих предков. Там не увидишь ни единого корабля, разве что скандинавов вроде Рюрика.

Он, вовсю избегая ее взгляда, возразил тихо:

— С Рюриком выяснили… Рюрик по-древнеславянски сокол. Малый Кроливец лютичей, ныне этот город стоит на реке Рюрике, вытекающей из озера Рюрика… Столица бодричей называлась Рарог и означала сокола, Мекленбург, будучи еще славянским, назывался Рюрик и тоже означал сокола, у древлян сокол назывался руриком, у поморян рюриком, у верхних лужичан и современных украинцев — рурком…

Она расхохоталась. Смех был злой и больно резанул его.

— Вот-вот! Весь ты там, в прошлом! А зачем это тебе?

— Но разве не важно узнать истину…

— Смотря какую. Ну узнали мы, что Рюрик был не скандинав, а западный славянский князь с острова Рюген и явился в Новгород по зову своего тестя Гостомысла, новгородского посадника, на дочери которого Умиле… или Ефанде, был женат… Ну и что? Что с этого?

Он наконец встретился с ней глазами, убито уронил голову. Действительно, что с того? Не показалось ли, что стало чуть легче?

— Я на лето здесь не останусь, — сказала она неожиданно. — Извини, но я живу сейчас, в этом мире. А ты… Извини, если я несколько жестковата.

— Ничего, — ответил он с усилием, закончил хрипло: — Без околичностей…