С Семенов - Голод

- Представь, Боренька, давно уже не видела снов, а сегодня приснились сразу два Сережи: наш Сережа и Сергей Френев. Как ты думаешь, что это значит?

Боря улыбается по вчерашнему и говорит:

- Наверное, папа опять 18 фунтов хлеба принесет.

А потом подумал полминутки и добавил серьезно:

- Погоди, это я нарочно. Наверное, письмо будет от мамы или нашего Сережи, только не от твоего Сережки...

Я возмущена до глубины души, хотя и понимаю, что он шутит:

- Как ты смеешь так говорить? Он вовсе не Сережка, а Сережа... Сереженька Френев. Он... он будет командовать в Красной армии...

Я чуть не сказала, что он будет генералом, да вспомнила, что у нас теперь нет генералов.

Борис и ухом не ведет. Подмигивает мне глазом и говорит примиряюще:

- Ну, ладно, пусть он там будет, а только, знаешь, давай сделаем тюрьку.

Сделали тюрьку и за тюрькой доели весь вчерашний хлеб. Проглотила последний кусок и вдруг сделалось страшно:

- Боренька, милый, как будем завтра-то?

Боря тоже сидит грустный.

- Понимаешь, Фея, мне не верится, что у нас был вчера хлеб, и что мы сейчас ели. Правда, не верится.

Сегодня у меня свободный день. На службу итти не надо. После самой тюрьки лежу на кровати. Боря сидит на балконе и греется на солнышке.

Вдруг он вбегает радостный и торжествующий. Размахивает письмом.

- Ну, что я тебе не говорил разве? Смотри, письмо. И от нашего Сережи оно, а не от твоего Сережки. Смотри, смотри, на, читай скорей!

Выхватила письмо и в один миг распечатала. Да, от Сережи... Пробегаю глазами первые строчки, а Борис тянет за рукав:

- Читай, читай вслух.

- Да, да, слушай. Сережа в Чернигове...

Еще пробегу несколько строчек, и потом говорю:

- Недавно был в командировке в Москве...

И вдруг я замолчала совсем.

- Фея, Фея, Феечка, чего ты молчишь?

- По-до-жди, Бо-рень-ка.

Господи, что это он пишет? Пишет, что в Москве заходил к Френеву. Перед Френевым лежало нераспечатанное письмо Катюши. Да, да, я знаю эту Катюшу! Это Катюша Ильина. Дальше, дальше... Письмо читали вместе, а Катюша пишет Френеву: "Сережа, я хочу, чтобы вы приехали в Петроград. Слышите: я хочу этого. А хотите вы меня целовать? Хотите? Признайтесь скорее"... Господи, что же это такое?

Слышу, что Боря теребит меня за рукав, а у меня в глазах потемнело, и в сердце тонко колет. Бессильно опустилась на стул и сложила руки на коленях. Пальцы судорожно держат недочитанное письмо. Глаза попали на косые часы на стене. Который же час? который час? Ничего не понимаю... Господи, Господи, что же это?

И вдруг опять сердце словно дернули за ниточку. Больно, больно. Так и стрельнуло. Сразу покатились слезы. Забилась на стуле, как раненая. Потом опять услышала, что Боря тормошит за рукав.

- Фея, Феечка, что такое? Скажи. Фея, Феечка!

- Боря, Боренька! Сергей обманул меня! За что же, за что? Как обидно! Говорил, что вечно будет любить меня! Даже поцеловал в Вологде. И вот, и вот...

- Феечка, это неправда. Не может быть.

Это говорит Боря, но я прислушиваюсь к собственному сердцу, - правда это или неправда? Правда, правда. Он не любит меня. Он любит Катюшу.

И вдруг вскочила, оттолкнула Борю и забегала по комнате.

- А если так... Пусть, пусть! Я сама первая скажу: кончено между нами, все кончено. Он думает, что я буду унижаться. Просить его любви. Никогда, никогда!.. Пусть не думает. Сама первая напишу. Брошу ему в лицо. Теперь вижу: половина четвертого на часах. Не надо, не надо, не надо...

А за мной бегает Боря и сквозь слезы твердит:

- Фея, Феечка, не надо, пройдет, пройдет...

- Нет, Боря, не пройдет, никогда не пройдет... За что, за что? Как ему не стыдно? Лгал. Обманывал. Господи, как обидно!

Неожиданно, как громадная туча, налетела новая мысль и заслонила все другое. Подбежала к зеркалу и жадно стала вглядываться в свое лицо.

- Да, да, я понимаю теперь. Я почти девочка. Катюша лучше меня. А она не виновата, он только виноват. Да, он виноват. Низко, низко с его стороны! Ну, ладно, пусть!.. Ах, Сергей, Сергей, зачем было лгать? зачем обманывать? Если у меня еще две косички, так по-твоему можно обманывать меня. Нет, нет, я покажу тебе. Со мной нельзя играть. Я понимаю твою игру. И нечестно это, нечестно, низко. Ты увидишь, что я не девочка. Пусть косички! Надо было сказать сразу, что нравилась Катюша, а не я... Да, да, да.

Вечером, когда все уснули, несколько раз принималась за письмо, но от слез не могла писать. Слезы застилали глаза и падали прямо на буквы. Пусть! Я его не люблю больше. Я навсегда вычеркнула его из своего сердца. Завтра ему напишу.