Олег Верещагин - Новое место жительства

— Владька, возьми коней, — бросил мне Юрка, и я кивнул, по–прежнему не сводя глаз со вставшей девчонки, на которой уже повисли что‑то восторженно рассказывающие малыши. Её история не укладывалась у меня в голове. Я краем уха услышал, впрочем, как финн Симо (как финн‑то сюда попал?! Чего только не бывает на свете…) говорит Юрке:

— Я её из Новика к себе заберу, если согласится.

— Согласится, — ответил Юрка. — Только не торопись ни с чем, горячий финский парень. И про коров ей поменьше грузи. А то она решит, что ты зоофил.

— Заи…л, — незло ответил Симо. — Я финн, а мы не такие гонщики, как вы, русские.

— Гонщик — это ваш Салонен. Учить тебя ещё и учить…

Они перебрёхивались лениво, потом финн ушёл вперёд, помочь Кате. Я воспользовался этим — спросил Юрку тихо:

— А Симо, он?..

— А у него похожая история… — Юрка вглядывался в паром, который был уже в полусотне метров. — Ему лет десять, что ли, было, когда он на мать донёс, что она его заставляет за завтраком кашу есть, ну, типа, психологическое насилие… Его сразу в детский дом… Он опомнился, конечно… только в Финляндии из этого заведения домой дороги нет. А уж как он о нас узнал и как к нам добрался — я тебе не скажу. Не знаю просто. [42] Обе ужасных в своей абсурдности истории не выдуманы автором, они на самом деле имели место в РФ и Финляндии — в числе тысяч похожих.

Я хотел поинтересоваться, есть ли тут ещё иностранцы — но мне помешал радостный звонкий крик с парома, далеко разнёсшийся над уже почти ночной рекой:

— Юрка–а!

Я всмотрелся, а Юрка просто замахал рукой:

— Ни–ин!

Да, это была она — на самом носу парома. А потом уже и не на носу — парому оставалось метров десять, когда она вскочила на канат и по нему легко, даже не качаясь в стороны, добежала до берега и соскочила наземь:

— Оп! Привет, с прибытием, — и первой поцеловала моего кузена. Они на пару секунд застыли — самозабвенно целуясь и крепко обняв друг друга. Я отвёл глаза и снова посмотрел на них лишь когда Нина засмеялась и сказала:

— Привет, Владька.

— Привет, — я пожал протянутую руку — уже привычно, предплечье. Нина была в камуфляже, лёгких ботинках, на поясе — старый офицерский планшет и «бобр», как у нас с Юркой. — Приятно, когда так встречают…

Нина рассмеялась и подцепила повод Юркиного коня из моей руки своей — маленькой и сильной.

Паром качнулся под нами, почти сразу зажурчала ручная лебёдка — ворот крутил какой‑то парнишка. Мы плавно и в то же время довольно быстро отчалили от берега, вплыли в остатки солнца, остывавшего на воде. Я устало навалился руками и грудью на высокий решетчатый бортик и прикрыл глаза.

Я проснулся от того, что в лицо мне подул ветерок.

Проснулся сразу, мгновенно открыл глаза, как будто и не спал, а просто прилёг отдохнуть.

Одеяло с меня сползло в сторону, и я поёжился — тянувший в проёмы между колоннами утренний воздух был прохладным. Тихо шумели деревья вокруг беседки. Где‑то на краю слуха журчала вода. Кстати, было ещё почти совсем темно, утро только–только начиналось, но я чувствовал себя выспавшимся — наверное, из‑за этой двухчасовой разницы в сутках между Землёй и Беловодьем. Интересно, привыкнуть к этому можно?

А вчера я так устал, что и дороги сюда толком не запомнил. Только ворота — вроде бы металлические, как мне показалось. Там у нас приняли коней. Кто‑то принял; кто — я не помнил… И ещё вспомнил, как принимал душ вроде бы в самой обычной душевой… один… а потом — потом всё.

Оказывается, я спал не в комнате, а в беседке. В деревянном круглом павильоне, где островерхую крышу поддерживали деревянные резные колонны, а моя кровать стояла напротив входа, между нею и лесенкой был круглый столик. На нём лежали все мои вещи, рюкзак, ботинки — стояли рядом. Я различал это в предрассветном полумраке. А потом сел.

Вокруг был лес. Или, может, правильней это было называть уже парком. Беседка была поставлена почти вплотную к какой‑то скале, в которой я увидел закрытую дверь, но влево и вправо от беседки вели ещё тропинки, причём выложенные камнем — плоскими плитками. Теперь я чётко различил звук воды и перегнулся через ограждение беседки — посмотреть. Оказывается, прямо из‑под беседки сбегал ручеёк. Он почти сразу терялся где‑то в камнях, но в самом начале был живой и весёлый.

Оглядываясь, я начал одеваться. Мне стало как‑то не по себе от одиночества, я всё время оглядывался, оглядывался, даже когда умывался, а потом нацепил на пояс оружие, только топор не взял. Первым делом я торкнулся в дверь в скале — она была напрочно закрыта — и, поторчав возле неё безо всякого смысла, осторожно зашагал вправо по тропинке. В обход скалы.