Иннокентий Сергеев: Амулькантарат

Иннокентий А. Сергеев

Амулькантарат

. . .

- Я вижу,- сказал он,- что за этот год в вашей жизни не произошло сколько-нибудь значительных перемен. - Пожалуй, вы правы,- сказал я. - И вы снова не открыли дверь. - Увы. - Что же помешало вам на этот раз? - Я подумал, а не проще ли застрелиться? - Так почему же вы не застрелились? - Это было бы слишком просто. - Вы не застрелитесь. И знаете, почему? - Знаю. - А вы не думали о том, что может быть жизнь и вне замка? - Вы полагаете? - Моя скромная персона тому доказательство. Я бываю в замке редко, почти никогда, и всё же не считаю свою жизнь пустой и бесцельной. - Вы - другое дело. У вас всегда был выбор. Что же до меня, то у меня выбора не было и нет. - И всё-таки, на что вы надеетесь? - Вам это непонятно? - Признаться, нет. Если эта дверь не более чем легенда, то во всём этом нет никакого смысла. А если нет, и это правда, что тот, кто откроет эту дверь, навсегда должен будет покинуть замок, жизни вне которого вы не мыслите, то не безумием ли будет ваш поступок? - Угрозы не всегда выполняются. - Это акт отчаяния. - Может быть. - Вы очень серьёзно относитесь к этому, и быть может, напрасно. Потому-то вы до сих пор и не сделали этого. - Я ко всему отношусь слишком серьёзно. - Вы полагаете? - Надо же что-то ответить. - Это вовсе не обязательно,- сказал он.- Вся эта история с дверью выглядит как нелепость, но ещё более нелепо надеяться получить награду за нарушение закона. - Как бы там ни было, а рискнуть стоит. Да и чем я рискую... - Вы не можете знать этого, пока не рискнёте. Может быть, жизнью. - Это ненастоящая жизнь. - Жизнь всегда настоящая, как и смерть. - Не бывает смерти вообще, смерть предельно конкретна. Важно как, когда, при каких обстоятельствах она происходит. - Представьте себе, что вы идёте и проваливаетесь в бездонную шахту, и погибаете. Вы готовы к этому? - Я думаю, что не обязательно быть готовым к чему-то, чтобы это произошло. Всё подлинно важное происходит незаметно или внезапно. Нужно просто открыть эту дверь. - Но вы снова её не открыли. - Да. - А что вы считаете подлинно важным? - Я не хочу говорить об этом. - А хотите, я скажу, что я о вас думаю? - Нет. - Почему?- он посмотрел на меня с улыбкой. - Потому что это неважно,- сказал я. - Что ж,- сказал он.- Если я не ошибаюсь, вы хотели о чём-то рассказать мне? - Я должен вам кое-что объяснить... Или понять... - Так начинайте,- сказал он, подливая мне кофе.- Итак?..

. . .

Комната сверкала, тысячами граней отражая огнедышащий свет канделябров; я жмурился, прикрывал ресницы, наслаждаясь игрой радужных звёзд, они переливались, словно бы снежная феерия бушевала вокруг меня, феи ночи, бриллиантовые шлейфы, искрящиеся вихри! Я расхаживал по ковру, прислушиваясь к отдалённым звукам музыки и выделывая танцевальные па. Музыка стала громче. Я обернулся. - Ты здесь?- она прикрыла за собой дверь.- Почему ты здесь? - А где я должен быть?- спросил я в свою очередь.- Я ждал тебя. - Напрасно,- сказала она. Она держала в руках платье, и серебристая ткань спадала до самых её туфелек. - Ты не отвернёшься? Я хотела бы переодеться. Я послушно повернулся к стене. Она стала переодеваться, а я стоял как статуя римского воина, жадно ловя шорох её одежд, отмечая про себя каждое её движение, и воображение моё силилось воплотить его в зримом образе. Наконец, я сдался. - Можно я встану у зеркала? - Вставай куда хочешь. Только не поворачивайся. Я перешёл к зеркалу. - Ты не могла бы повторить всё сначала? Для тех, кто проспал. Она поймала мой взгляд, погрозила пальцем. - Ну хотя бы делать это помедленнее. - У меня нет на это времени. Иди сюда. Помоги. - Все говорят о времени,- вздохнул я,- и теряют его, теряют. Мы рождаемся с целым сонмом желаний, и нам отпущено время жизни, дабы мы могли их исполнить, не больше, не меньше, ровно столько, сколько необходимо. И что же! Мы всё куда-то бежим, как будто единственное наше желание - это побегать. - Всё сказал? - Да. Поправь вот здесь. - Где? - Вот здесь. - Опять твои шуточки? А... понятно. Всё? - ...... Поцелуй на прощанье! Но дверь уже закрылась - она упорхнула. Я налил из графина вина и выпил. Музыка заиграла снова.

Я вышел в полумрак коридора, прислонился к стене, ожидая, когда глаза привыкнут. Мимо меня торопливо пролетали гибкие тени, оранжевые и голубые светильники выхватывали на мгновение чей-то выставленный локоть, профиль, парик, хрусталь на подносах отвечал им слабым мерцанием и вновь погружался во тьму. Мягкий топот спешащих ног. Я подумал, что неплохо было бы нарисовать картину: сцена, фигуры музыкантов на ней, всё оттенками синего цвета.