Почему так, интересно? Вас тоже ко мне кто-нибудь направил? - Нет. Просто я заметила, что вы никогда не спускаетесь вниз по вечерам. Значит вам тоже скучно там, внизу. - Наверное, всё это потому, что люди так запутались в своих вопросах, что спрашивать себя о чём-то само по себе стало у них смешным. - Это плохо? - Не знаю. Без чувства юмора человечество давно бы уже сошло с ума. - А разве оно не безумно? Почитайте, сколько сейчас пишут об экологии. - Раз пишут, значит не совсем безумно. Впрочем, больной всегда любит поговорить о своей болезни. Наверное, мир всё-таки безумен. Вот вы говорили о Боге, а ведь безумие - едва ли не единственная болезнь, при которой невозможно самолечение. Кто же тогда вылечит наш мир? - А если мы будем лечить друг друга? - Заражать друг друга своими болезнями, вы хотите сказать? - Может быть, вы правы. А отсюда, действительно, прекрасный вид. - Я люблю его. - А меня вы любите? - Вы красивая. Вас легко любить. - Вы так думаете. Но всё равно спасибо. Завтра утром я уезжаю. Я пришла к вам попрощаться. Почему-то мне показалось, что это нужно сделать... - Прощайте. - Прощайте. Может быть, мы ещё встретимся когда-нибудь. Спокойной ночи. - Спокойной ночи. Может быть и встретимся. Ушла. И дверь так легонько затворила. Странная женщина. Что ей было нужно от меня? Может быть, зря я её отпустил? Обои, и впрямь, мрачноваты. Плевать. Не в обоях же дело. У этого дурака, действительно, нет голоса. Впрочем, зачем он нужен, этот голос, разве нельзя петь и без него? Играть чужую роль - вот единственное, что глупо. Глупо. И мне не вспомнить твоего лица, и ночные улицы под фонарями как мёртвые аквариумы... Кончил, наконец-то, петь. Представляю, как сейчас раскланивается. Идёт. Поднимается по лестнице. - К тебе можно? Кажется, он изрядно выпил. - Ты же видишь, дверь не заперта. - Я присяду на кровать, если не возражаешь, а то меня что-то покачивает. Я хотел спросить тебя... Лизочка сейчас стала вспоминать, как тот разбился, ну этот, математик. А я как на грех не знаю его имя. Ты случайно не знаешь? - Нет, не знаю. Я же не был с ним даже знаком. - Вот забавный случай. Какое у тебя огромное окно. Я заметил, в этом дурацком отеле все окна разной величины. А ведь я понял, в чём неувязка! - Какая неувязка? - Ты сегодня рассказывал, ну свою историю, я думал над ней на обратном пути, ты, наверное, заметил, что я не разговаривал? - Заметил. - Вот! А я думал. И я понял, в чём неувязка. Смотри. Если бы ты увидел нечто, назовём это, скажем, истиной. Ты говорил о какой-то фигуре, но ведь названия ничего не стоят, ты сам понимаешь... "А он не такой уж и дурак!" ...так вот, ты увидел нечто, что лежит за пределами нашей жизни и её понимания нами, но тогда, чтобы понять это нечто, ты должен был измениться полностью, перестать быть собой, понимаешь? То есть тот, кто это увидел, уже не был тобой. Так. Дальше. Когда ты пришёл в себя, ты снова стал собой, то есть произошла деградация без каких-либо других изменений в тебе самом, но такой процесс невозможен! - Разве деградация невозможна? - Э-э-э! Я говорю не о деградации как таковой, а о том, что ты полностью переродился. - Бывает, люди сходят с ума. - Да, да, ты сейчас будешь загонять меня в угол, пользуясь тем, что я плохо соображаю, но в глубине души ты понимаешь, что это так, что я прав. Скажи честно, понимаешь? - То, что ты нашёл, верно для тебя и только для тебя. Я уже говорил об этом. Завтра я буду рассказывать эту историю совсем иначе, нежели сегодня, и другие люди будут делать из неё свои, отличные от твоих, выводы. И все мы будем правы, но только для себя. - Ах ты софист! Это же старая, как я не знаю что, идея о том, что нет одной истины для всех. - Нет универсальной истины. Ну и что? Неужели тебе это кажется странным после теории относительности, например? Ты живёшь в конце двадцатого века и говоришь о какой-то абсолютной истине. - Чепуха. Бог абсолютен. - О! Сколько этих разговоров о Боге. Бог абсолютен, да. Но если ты соберёшь всех людей на земле или разошлёшь им анкеты с просьбой написать, что они думают о Боге, как они Его себе представляют, то ты увидишь, что чем абсолютнее предмет, тем относительнее представления о нём. Бог абсолютен, да, но неужели ты думаешь, что хоть одно слово, которое ты произносишь, может быть абсолютным! В том числе и слово "Бог"! - А мне нравится эта идея. - Какая ещё идея? - Разослать всем людям анкеты и спросить, что они думают о Боге. - Только спьяну можно ухватиться за идею такого рода. - Это почему же? - А какая от этого будет польза? - Ну ладно. А вот скажи мне такую вещь. Почему ты стал нам всё это рассказывать? Я имею в виду историю твоего спасения. Зачем тебе это было нужно? - Ну, на этот вопрос легко ответить. Хозяйка отеля позволяет мне бесплатно жить у неё и бесплатно кормит меня, я же за это рассказываю всем приезжающим свою историю. Она держит меня как местную достопримечательность. Ведь о том случае много писали в газетах. - Помню-помню. Как всё просто. Странно, что я не догадался сам. - По-моему, это вполне честный договор с обоюдной выгодой. - Да, вполне, вполне. Ну, мне пора, пожалуй. Я пойду, - он обернулся в дверях. - А всё-таки надо проверить этого математика, - он ухмыльнулся и исчез. Ухмыляется. А у самого страх в глазах. Видно же насквозь. И там в горах он нарочно эту штуку придумал с часами, чтобы только не думать о смерти. Боится и пытается это скрыть. Боже мой, что мы за люди! И я как будто прикован к этому месту и приезжаю сюда, и уезжаю, и снова приезжаю. Как наваждение. Но разве можно хоть что-то вернуть? Нет, и здесь ничто не располагает к уединению. Это просто проклятье. Не можем остаться одни, вот и жалуемся на одиночество. Так ведь оно и бывает. Постоянно чья-то жизнь скребётся, возится, не даёт расслышать твой собственный голос, отрывает тебя от всего твоего, от твоей жизни, от тебя самого, и в этом отрыве и таится тоска, невыносимая тоска одиночества. Точно вырвано сердце, и осталась одна кровоточащая пустота. Темница-камень, и страшно, а страх безумие! Мы слышим так много, что ничего не слышим, из-за лая псов своих ничего не слышим, и присаживаемся отдохнуть, и прирастаем к трону, становимся камнем, скалой. О сладкоцветущая, молю, излечи меня! Безумен, да, безумен я, так прозрачны эти стены, и от людей передаются мне муки, муки преступников, плавник-наконечник, шип в самое сердце, боль! Муки ада - муки раскаяния, эриннии, чьи слёзы - кровь... - А, это ты, Лиза. - Насилу утолкала его. Вечно хнычет, когда напьётся. Фу, ну и умоталась я сегодня. - Мне нравится, как ты приходишь. Всегда так запросто, будто и не было ничего. - Ничего и не было. Тебе привиделось. - Да, это, наверное, единственный выход. Представлять себе, что ты спишь, и всё это тебе только снится. - По-моему, сегодня ты переигрывал, делая вид, будто совсем со мной незнаком. - Я боялся повредить тебе. Я внушал себе, что вижу тебя в первый раз и даже не знаю, как тебя зовут. Прости, если получилось неубедительно. - Глупыш. Ты принимаешь всё так близко к сердцу. И как ты при этом ещё ухитряешься жить, не пойму. - А кто тебе сказал, что я живу? - Ну ладно, хватит на сегодня разговоров. Давай ложиться. - Этот тип тебе ещё нужен? - Кто, Карл? Почему ты спрашиваешь? Ты ведь знаешь, что мне нужен только ты. - Завтра ты будешь говорить по-другому. - Ну и что? Есть только то, что происходит сейчас. Завтра и вчера нет. - Это всё только наша память и страх. - Ты что, весь вечер не включал свет? - Я ждал тебя. Это ужасно пошло, выключать свет чтобы заняться любовью, ты не находишь? - Спать ты сегодня, конечно, не собираешься. - Послушай, Лиз. Давай уедем отсюда. Завтра. - Хорошо, давай уедем. - Так просто? - Ну конечно просто. Ты всё никак не можешь понять, что я люблю тебя. - Ты не единственная, кто говорил мне так. И это странно. - Глупый, неужели ты не знаешь, что любовь - это всегда правда, что это единственная правда? Ведь ты же сам распинался сегодня, говорил, что каждый раз рассказываешь свою историю по-разному, и каждый раз говоришь так, как это было на самом деле! Всё может меняться, мы можем меняться, люди вокруг нас могут меняться, но любовь-то, она одна, она не меняется... - И всегда внове. Да, я просто запутался. Спасибо тебе. - Ложись. - О'кей. Слушай, Лиз, давай не будем спать сегодня. А то, когда просыпаешься, всё меняется. Дождёмся, когда рассветёт, и уедем. Ладно? - Ладно, ладно, бесчеловечный ты тип.
Читать дальше
