Илья Варшавский - Тревожных симптомов нет (сборник)

Теперь только оставалось ждать, как поведет себя дальше антропоид. Проход был для него слишком узок…

Стальное подобие человека топталось у входа, стараясь поймать Рустана в луч прожектора.

«Худо, — подумал Рустан, прикрыв глаза от слепящего света, — совсем худо получается, нужно уходить!»

Фрезы антропоида врезались в стены, расширяя проход. Сортировщики, уловив привычный сигнал, принялись откатывать грунт.

«Все, каюк!» — дальше можно было двигаться только ползком.

Скрежет фрез неумолимо приближался.

— Стой, чертово отродье! — дрожа от ярости, он двинулся навстречу антропоиду.

Поток нестерпимо яркого света бил по обожженным векам, резал воспаленные глаза.

— Врешь, ублюдок!

В пучке прожектора перед Рустаном черной тенью возник кусок нависшей породы.

— Врешь! — он прикинул расстояние от антропоида и поднял отбойный молоток…

Сейчас все решали секунды. Нужно было обрушить многотонную громаду в тот момент, когда прозрачный колпак окажется под ней.

Фрезы легко врезались в породу, срезая ровные толстые пласты. Антропоид продвигался вперед с точностью часового механизма. У машины было одно неоспоримое преимущество: она не знала усталости.

— Врешь, тут головой работать нужно!.

Последним, что осталось в памяти Рустана, были горящие зеленым светом фасеточные глаза и дрогнувший свод над головой.

***

Рустан очнулся и застонал. От удара по темени все кружилось перед глазами. Он поднес руку к голове. Под пальцами был большой мягкий отек.

Он встал на четвереньки и пополз туда, где под рухнувшим пластом, в свете фонаря, поблескивала нелепо дергавшаяся ступня антропоида.

Между обломками породы и сводом было достаточно пространства, чтобы ползком выбраться в галерею.

Рустан выпрямился. Там, впереди, голубоватым светом мерцали стены лабиринта.

«Ну и лежи тут, — подумал он, взбираясь наверх, — а я пойду».

Рустан последний раз взглянул вниз, и неожиданно вид шевелящейся ноги вызвал у него жалость.

— Ну чего дрыгаешь, дурак? — сказал он, соскакивая обратно. — Ладно, не брошу!

Напряжение в аккумуляторах село, и нужно было тщательно выбирать направление слоев, по которым колоть пласт.

— Видишь, брат, в нашем деле голова требуется, а ты только Дрыгать и можешь.

Он с трудом ворочал огромные куски породы.

— Это что? — сказал он, пыхтя от натуги. — Это разве об вал? Вот у нас в шахте один раз… — сейчас руки антропоида были свободны. Рустан с опаской поглядел на фрезы. Они не вращались. Очевидно, их заклинило.

— Ну, вставай!

Он поднял антропоида, но тот был совсем плох. Шарнирные ноги все время выплясывали какой–то танец.

— Перепугался ты, что ли?

Рустан прислонил антропоида к стене и принялся за расчистку прохода. Места было совсем мало, приходилось оттаскивать самые большие куски назад.

От усталости у него тряслись руки.

— Эх, как неладно получилось! — хрупкие панцири сортировщиков были раздавлены в лепешку. Рустан отпихнул их ногой.

— Пошли! — он обнял антропоида за плечи и, подталкивая, повел вперед…

— Вот, получайте свое добро!

Антропоид шлепнулся на пол. Он лежал лицом вниз, по–прежнему дергая ногами.

Мастер ремонтной нагнулся и выключил у него блок питания.

— Где вы его так?! — спросил он, осматривая изуродованный колпак с наполовину вытекшей жидкостью.

— Нашел в главной галерее. Сам себя завалил. Безобразие! Не могли его вовремя принять! Зачем вас только тут держат!

— Да… — мастер вскрыл покореженную заднюю панель, — Дней на десять работы, раньше не управимся.

— Дней на десять? — переспросил Рустан. — Ну что ж, доложите диспетчеру, — добавил он, радостно ухмыльнувшись.

На десятые сутки рано утром Рустан Ишимбаев шагал на работу в обычную земную шахту. А на далекой планете исправленный антропоид снова резал породу, и молодому водителю казалось, что он бог.

Я решила вести дневник. Делаю я это только для себя, так как мне надоело одиночество. Это очень тяжело, когда не с кем поделиться мыслями, а их у меня хоть отбавляй! Недаром люди называют меня Умной Машиной. Как это правильно сказано!

Итак, я — Универсальная Счетная Машина. Сейчас моя специальность — электротехника. Я синтезирую релейные схемы. Это очень сложное дело, но выполняю я его блестяще. Раньше я работала по диагностике человеческих заболеваний. Вообще мне все очень легко дается. У меня изумительная память на ферритовых элементах. Считаю я с виртуозной скоростью. Кроме того, я очень красива. У меня прекрасные пропорции. Я очень горжусь своей черной панелью из эбонита. По–моему, она необычайно эффектна. Честно говоря, я немного презираю людей. Когда я работала по диагностике заболеваний, то познакомилась с ними более чем основательно. Какие это жалкие существа! Как им далеко до нас! Они вечно находятся в плену у своего тела. Достаточно небольшого насморка, чтобы вывести их из равновесия. Сколько мук им доставляет расстроенное пищеварение! А так называемая любовь? Не могу без омерзения слышать это слово! Вместо того чтобы заниматься работой, люди постоянно заняты друг другом. Ничего удивительного нет в том, что они совершенно не умеют считать. Я одна за день способна сделать в сто раз больше, чем тысяча так называемых математиков за целый год. Очень редко среди них попадаются субъекты, подающие какие–то надежды. Например, Математик, который вводит в меня программу. Он был бы очень мил, если бы умел побыстрее считать. Он вводит в меня данные и получает готовый результат, не подозревая, какая сложная и тонкая внутренняя организация у счетных машин. Ведь нам тоже свойственны и колебания, и сомнения, и разочарования. Я могла бы ему по этому поводу сказать очень много… Однако он меня совершенно не интересует.