Илья Варшавский - Тревожных симптомов нет (сборник)

Дверь снова прикрылась. Раздался звук снимаемой цепи, а затем в проеме возникла сгорбленная фигура Огюстена.

— Извините, комиссар, но я теперь закрываю на все запоры, тем более что, кроме меня, в доме никого нет.

— Где же ваши хозяева?

— Уехали в Понтуаз, в свое поместье. Там ведь семейный склеп Костагенов. Мадам пожелала, чтобы мсье Леона перевезли туда.

— Когда будут похороны?

— Завтра.

— И мадам с мсье Пьером вернутся в Париж?

— Да, завтра к вечеру.

Дебрэ задумался. Ему очень не хотелось откладывать допрос Пьера Костагена. Кто знает, что может произойти за сутки? Полицейский, ведущий расследование, всегда выбирает наиболее подходящий психологический момент для допроса. В этом главное его преимущество. Кроме того, Дебрэ интересовали кое–какие подробности, от которых зависел весь дальнейший ход следствия. Впрочем, это можно было выяснить и в отсутствие хозяев.

— Мне нужно еще раз осмотреть комнату убитого.

— Пожалуйста, комиссар, — дворецкий посторонился, давая Дебрэ пройти.

В спальне Леона Костагена все оставалось нетронутым. Даже подушка с засохшей кровью хранила след головы убитого.

— Ваш инспектор велел тут ничего не убирать, — пояснил Дворецкий.

«Молодчина Морранс! — подумал Дебрэ. — Из этого мальчика со временем выйдет толковый криминалист».

— Хорошо, — Дебрэ сел в кресло у стола. — Я произведу осмотр. Когда вы понадобитесь, я вас вызову.

— Как вам угодно. Вот звонок.

Еще некоторое время после ухода дворецкого Дебрэ сидел в кресле, собираясь с мыслями. Итак, первая деталь: в желудке убитого обнаружен алкоголь. Судя по тому, что в крови его было совсем немного, Леон пил незадолго до смерти. Должны же быть где–то бутылка и стакан. Ну хотя бы бутылка, если предположить, что он пил прямо из горлышка.

Дебрэ тщательно простучал стены в поисках замаскированного бара, но ничего не обнаружил. Исследование камина тоже не дало результатов.

Видимо, Леон пил не у себя в комнате. Но тогда спрашивается — где? Из дома в этот день он не выходил. Следовательно, есть три варианта: либо в столовой или библиотеке, либо у брата, либо у жены. Первый вариант легко поддается проверке, нужно только допросить Огюстена. Но странно было бы, если бы спортсмен, уделяющий столько внимания тренировкам, стал ни с того ни с сего глушить коньяк стаканами. Значит, к этому были какие–то причины. Может быть, сильное волнение, вызванное разговором с братом или женой. Однако, если верить Луизе, она вечером не виделась с мужем. Гм… если верить.

Дебрэ подошел к запертой двери, ведущей в спальню мадам Костаген. Человеку, проработавшему сорок лет в полиции, не так уж трудно открыть простой дверной замок.

Ничего спиртного в комнате Луизы не оказалось. Впрочем, бутылку могли уже убрать. Дебрэ открыл ящик туалетного столика, куда Луиза утром спрятала шприц. Он все еще находился там, а рядом — точно такой же футляр из крокодиловой кожи, какой Пьебеф собирался передать Пьеру Костагену. Дебрэ сличил содержимое обоих футляров. Сомнений быть не могло, ампулы того же размера, только в футляре Луизы оставалась всего одна, тогда как тот, что был изъят у Пьебефа, содержал двенадцать штук.

Дебрэ положил футляр Луизы на место, вернулся в комнату Леона и снова запер дверь.

«Ну что ж, — подумал Дебрэ, — приступим к проверке следующих вариантов».

— Вот что, Огюстен, — сказал он, когда явился вызванный звонком дворецкий, — где у вас в доме бар?

— Один в библиотеке, другой в столовой.

— Мне нужно их осмотреть.

— Пожалуйста, комиссар.

Содержимому обоих баров мог бы позавидовать самый тонкий ценитель спиртного, однако, к удивлению Дебрэ, ни одна бутылка не была откупорена.

— У вас что, никто не пьет?

Огюстен пожал плечами.

— Мсье Леон не пил, мадам тоже, а гостей у нас не бывает.

— Вот как? Ну, а мсье Пьер?

— У мсье Пьера свой бар.

У Дебрэ непроизвольно напряглись все мышцы. Это с ним бывало всегда, когда наконец появлялся верный след.

— Проведите меня в комнату мсье Пьера, — сказал он тоном, не допускающим возражений.

Долгая практика научила Дебрэ с первого взгляда определять по виду комнаты характер ее владельца. Но тут он остановился в недоумении. Вся обстановка напоминала скорее будуар кокотки, чем жилище холостяка. Старинная двуспальная кровать в глубоком алькове, освещаемом причудливым светильником, множество зеркал, туалетный столик, уставленный всевозможными косметическими принадлежностями, небрежно брошенный на спинку кресла японский халат, потолок, расписанный картинами фривольного содержания, — все это совершенно не гармонировало с обликом жалкого горбуна, каким оставался Пьер в памяти комиссара.