Илья Варшавский - Тревожных симптомов нет (сборник)

Для соблюдения хоть каких–то формальностей мы решили устроить собеседование по профилирующим дисциплинам и на основании несомненно выдающихся способностей добиться соответствующего решения. Лукомский просил меня держать в строжайшей тайне проводящийся эксперимент и обещал, что в случае каких–либо возражений ректора Дирантович все уладит.

Беседа происходила у меня дома.

Честно говоря, я волновался, зная, кого мне предстоит экзаменовать. Во всяком случае, я позаботился о том, чтобы наша встреча прошла в самой непринужденной обстановке.

Ольга Николаевна, как всегда, оказалась на высоте. Изысканный холодный ужин, бутылка легкого итальянского вина, к чаю — ее знаменитый торт. Для Лукомского — кофе с коньяком. Я знаю его слабость.

Они пришли вместе. Лукомский, видимо, был слегка обеспокоен; Пральников же казался просто напуганным.

Ольга Николаевна почувствовала создавшуюся напряженность и начала потчевать гостей. Она с материнской заботливостью накладывала Пральникову в тарелку кусочки повкуснее и собственноручно налила ему фужер вина, который он осушил залпом.

Я уже было решил приступить к делу, как Пральников спросил:

— Послушайте, а это что там в пузатой бутылке?

— Коньяк.

— Можно попробовать?

Я посмотрел на Лукомского. Тот пожал плечами. Ольга Николаевна и тут проявила свойственный ей такт. Она достала из буфета самую маленькую рюмку. Я выполнил роль виночерпия и поднялся с бокалом в руке.

— Я говорил о славной когорте физиков, пробивающих путь к познанию мира, о том, что все мы — наследники Ньютона, Максвелла, Эйнштейна, Планка…

— Птолемея, — неожиданно прервал меня Пральников. Он уже каким–то образом умудрился опорожнить свою рюмку.

— Если хотите, то и Птолемея, и Лукреция Кара, и многих других, которые…

Он снова не дал мне договорить.

— Кара оставьте в покое! Он все–таки чувствовал гармонию природы. Ньютон, пожалуй, тоже. А вот вы все — прямые наследники Птолемея.

— Это с какой же стороны?

— С любой. Птолемей создал ложное представление о Вселенной, но к нему на помощь пришла математика. Оказалось, что и в этом мире, ограниченном воображением тупицы, можно удовлетворительно предсказывать положение планет. Сейчас такой метод стал господствующим в физике. Вы объясняете все, прибегая к математическим абстракциям, заранее отказавшись от возможности усваивать элементарные понятия.

Тут вмешался Лукомский.

— Не забывай, Андрей, что при переходе в микромир наши обычные представления теряют всякий смысл, но заменяющие их математические абстракции все же дали возможность осуществить ядерные реакции, которые…

Пральников расхохотался.

— Умора! Тоже нашли пример! Да испокон веков люди производят себе подобных, хотя до сих пор никто не понимает ни сути, ни происхождения жизни. Какое все это имеет отношение к познанию истины?

Этого уже не выдержала Ольга Николаевна. Она биолог и никогда не позволяет профанам вторгаться в священную для нее область.

— Охотно допускаю, что вы не представляете себе происхождения жизни, — сказала она ледяным тоном. — Что же касается ученых, то у них по этому поводу не возникает сомнений.

— Коацерватные капельки?

— Хотя бы.

— Так… — сказал он, вытирая ладонью губы. — Значит, коацерватные капельки. Пожалуй, на уровне знаний прошлого века не так уж плохо. Сначала капелька, потом оболочка, цитоплазма, ядро. Просто и дешево. Но как быть сейчас, когда ученым, — он очень ловко передразнил интонацию Ольги Николаевны, — когда ученым известна, и то не до конца, феноменальная сложность структур и энергетических процессов клетки, процессов, которые мы и воспроизвести–то не можем. Что ж, так просто, под влиянием случайных факторов они появились в вашей капельке?

Я видел, как трудно было сдерживаться Ольге Николаевне, и пришел ей на помощь, использовав, возможно, и не вполне корректный прием.

— Вы что ж, в бога веруете?

Он с каким–то озлоблением повернулся ко мне.

— Я ищу знания, а не веры. Верить все равно во что, хоть в сотворение мира, хоть в ваши капельки. Между абсурдом и нелепостью разница не так уж велика.

Лукомский еще раз попытался исправить положение.

— Зарождение жизни, — сказал он, — это антиэнтропийный процесс, где обычные вероятностные законы могут и не иметь места. Мы слишком мало еще знаем о таких процессах, чтобы…

— Чтобы болтать все, что придет на ум. Не так ли?

— Совсем не так!