Николай Шагурин - Эта свирепая Ева

- Палач! - завопил инквизитор.

Палач с решительным видом двинулся к профессору и - отпрянул: фигура Румянцева начала истаивать, как бы растворяясь в душном воздухе подземелья, и исчезла. Еще несколько секунд Андрей и Искра могли наблюдать искаженные и ошеломленные лица инквизиторов, потом свечи на столе стали медленно угасать, и все погрузилось во мрак.

Молодые люди сняли шлемофоны.

- Потому-то я и называю метеорологию наукой романтической, Искра Демидовна, - сказал Кудояров, - что она выстрадана в застенках, закалена в огне инквизиционных костров, пронесена сквозь столетия, как...

- Эстафета... - подсказала Искра.

- Совершенно верно, как эстафета! От Лукреция до вольнодумца XVI века, о судьбе которого рассказал этот протокол, до вас, наших современников, идущих на грозу и ураган... Мечту о власти над стихиями лелеяли люди, которые были дрожжами человечества. Теперь - эстафета в ваших руках, молодежь. И вам дано все, чтобы донести ее до финала. Но нельзя ни на секунду забывать, что рядом продолжают существовать самые темные силы, так сказать, на уровне средневековья, даже хуже. И в особенности та инквизиция, которая рядится в тогу миротворца и готова величайшие свершения человека обратить во вред человечеству. Вы понимаете, конечно, кого я имею в виду.

Хроники

XX век. ГАЛВЕСТОН. ШТАТ ТЕХАС.

СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ.

Сентябрь 1900 г.

"То, что увидели люди после урагана в это воскресное утро, представляло ужасное зрелище, какого до сих пор не видел цивилизованный мир.

Повсюду была смерть. Мертвые люди, лошади, коровы, собаки лежали рядами или поодиночке. Развалины города, покрытые толстым слоем грязи и слизи, издавали невыносимое зловоние.

Жалок был вид уцелевших. Едва волоча ноги, мужчина с изможденным лицом и ввалившимися глазами брел там, где всего несколько часов назад была улица. Он пытался отыскать жену и ребенка, которых, как он втайне страшился, ему никогда не суждено больше увидеть. Женщина, прижимающая к груди мертвого ребенка, переходила с места на место, тщетно надеясь найти своего мужа. Старики и дети, заливаясь слезами, бродили по грязи среди трупов, искали своих близких и в то же время боялись увидеть их.

Половина города была уничтожена, а то, что уцелело, носило следы разрушений, произведенных ураганом всего за одни сутки.

Связь с внешним миром была утрачена. Невозможно было ни развести огонь, ни приготовить пищу, ни раздобыть воды, чтобы утолить жажду. В довершение всего появились шайки мародеров, грабивших мертвых и живых...

Вскоре из разных частей страны стала прибывать помощь. Был учрежден военно-полевой суд. Честные люди взялись за оружие, и десятки мародеров были расстреляны на месте.

Пока национальные гвардейцы расправлялись с грабителями и помогали бездомным обрести хоть какой-то кров, в город вошел отряд рабочих. Первым делом он принялся очищать Галвестон от смерти и тлена: Трупы грузили на баржи, буксиры отводили их подальше в море, где страшный груз сбрасывался в воды Мексиканского залива.

Когда эта жуткая работа была завершена, занялись подсчетами. Оказалось, что в некоторых случаях бесследно исчезли целые семьи, в иных остались лишь малые дети, которые только и могли помнить имя отца и матери... Число лиц, чья гибель была установлена, насчитывалось шесть тысяч; позже выяснилось, что погибло значительно больше людей, чем сообщалось в официальных отчетах.

Айзек Клайн, старший синоптик бюро погоды города Галвестона".

Глава II. ПАЛАДИНЫ* ЗЕЛЕНОГО ХРАМА

В просторы Океана,

В манящий синий плен

Влечет нас неустанно

Волшебный зов сирен.

Поль Вернейль.

"Одиссеи"

Дневник Андрея Апухтина

На борту дизель-электрохода "Академик Хмелевскнй" Атлантика, 16 июля.

- Вы - человек водоплавающий, по хлябям морским аки посуху ходите, вам и карты в руки! - сказал редактор, подписывая мне командировку в Ленинград, на международный симпозиум океанологов.

До сих пор не могу опомниться от удачи, которая мне привалила. С симпозиума все и началось...

Один из моих коллег-журналистов, из тех, кто "ради красного словца не пощадит родного отца", иронически заметил, что я становлюсь "отъявленным маринистом". В самом деле, в позапрошлом году я сделал рейс на большом морозильном траулере "Тунец", не пассажиром, нет, матросом второго класса. Рыбу мы брали на юге Атлантики. А минувшим летом с банной полки тропиков угодил в ледяную прорубь Арктики - ходил на научно-исследовательской подводной лодке "Полярница". Первый вояж претворился в книгу о рыбаках, которую я .назвал "Перекати-море". Второй - в серию очерков. Но при чем здесь "водоплавающий" и "отъявленный маринист"? Впрочем, я даже горжусь этими ярлычками, ибо они дали мне невыразимую радость общения с морем. Да бог с ними, с остроумцами. Главное - я иду на "Академике" и плавание, которое сулит быть необычайно интересным, возможно - историческим.