Николай Шагурин - Тайна декабриста

Они сидели друг против друга полковник Максимов и старший лейтенант Чернобровин, очень светлый блондин. Высокий, полный, осанистый, он походил скорее на инженера или хозяйственника Максимов, человек отнюдь не худой и крепко сбитый, рядом с подчиненным выглядел подростком, хотя и был много старше Чернобровина. Лицо у полковника было красное, с тонкими, словно иглой намеченными, морщинами у глаз - небольших, с хитрецой.

Максимов отложил фотографии, сделанные "по горячему следу", план места происшествия и крепко потер ладонью наголо обритое темя.

- Плохо, Вадим Николаевич.

- Что именно, Ефим Антонович?

- Все, Вадим Николаевич. Признайтесь, вам думается, будто все уже совершенно ясно, вы ответили на все вопросы, кроме одного - "кто?". И остается сделать еще небольшое усилие, чтобы протянуть руку и взять этого "кто". Правда?

"Ах, умница!" - уважительно подумал Чернобровин. Глаза с хитринкой прочитали, казалось, его мысли. Но он не отвел взгляда, а, кивнув головой, сознался:

- Правда, Ефим Антонович. Думаю так.

- Ну вот. А ведь следствие на первом этаже было проведено поверхностно, отсюда и тупичок. Зачем, например, Ковальчук спускалась в зал ночью?

- За архивными документами.

- Для чего?

- Для своей научной работы.

- А какие именно документы ей были нужны?

- Те, которые находились в папке.

- Нет, вы назовите, какие именно документы, о чем в них идет речь, к чему они относятся?

Чернобровин еле заметно пожал плечами.

- Мне кажется, что содержание этих бумаг, очень старинных, не имеет никакого отношения к попытке ограбить музей и ранению Ковальчук. Не явись она - все, вероятно, ограничилось бы кражей вещей из "бурмистерского клада".

- "Кажется!", "Вероятно!" - нахмурился Максимов - А вы уверены, что грабитель ставил своей целью похитить именно эти вещи?

- Вывод напрашивается сам собой. В зале больше не было ничего ценного - с рыночной точки зрения.

- Эх, Вадим Николаевич, Вадим Николаевич! - покачал головой Максимов. - Судебным органам нужны не ваши мнения, не ваши предположения и даже не ваши убеждения по данному делу. Судебным органам нужны доказательства. А они могут появиться только в результате глубокого и всестороннего расследования. Вы должны взять на учет все обстоятельства, пусть даже далекие от существа дела. Они могут пролить свет на происшествие и выявить личность преступника. У вас есть версия, весьма правдоподобная и потому соблазнительная. Но увлечься ею опасно именно потому, что она сама валится в руки. Из хозяина версии вы становитесь ее рабом... Вы сами ставите себе рамки и в них затискиваете факты и детали, которые вам подходят, а что не подходит - оставляете без внимания...

Чернобровин сидел пунцовый. А Максимов, стиснув пальцами правой руки подбородок, молча и внимательно глядел на подчиненного и думал о том, как много раз в молодости, в начале своего почетного, но трудного служебного пути, некоторые дела казались и ему вот такими же простыми. И как потом, когда пробовал копнуть поглубже, находил и взвешивал дополнительные детали, "простое", "незамысловатое" дело иной раз оказывалось большим, серьезным и запутанным.

У Максимова с Чернобровиным сложились своеобразные отношения. Когда лейтенант встретился с полковником впервые, Максимов - всегда чисто выбритый, в безупречно отутюженном кителе, всегда ровный, сдержанно-приветливый в обращении, произвел на Чернобровина впечатление завзятого, примерного служаки, не более. Под этим первым впечатлением подумалось тогда: "Застегнут на все пуговицы - и китель, и физиономия...". Но через недолгое время увидел он в начальнике человека даровитого, начитанного, по-своему сердечного, очень требовательного, но справедливого и всегда готового поделиться опытом. За долгие годы работы - сначала в ЧК, затем в милиции - Максимов воспитал целую плеяду отличных работников следствия и розыска, о которых с похвалой говорили: "максимовская школа".

Полковник втайне симпатизировал напористому, живому, влюбленному в свое дело Чернобровину и считал его своим учеником. Правда, старший лейтенант был порой поспешен в выводах, но это от молодости, это пройдет. И вот еще: самолюбив очень, А на помощь ему сейчас прийти надо, прийти тактично. Оценку, пусть суровую, его первым шагам в этом деле Максимов уже дал, теперь необходимы помощь и предметный урок.

- Давайте-ка съездим в музей, - сказал полковник, вставая и снимая с крючка фуражку. - Надеюсь, там все сохранено в надлежащем виде?