Аркадий Стругацкий - Третий глаз

— Это я и имел в виду.

— Но тут есть один нюанс. Бред кретина не имеет ценности лишь в том случае, если центрфорвард является человеком.

— А кем же еще?

— Я подумал: вдруг под этим словом скрывается что-то другое? Вы поразительно точно отметили корявость фразы, о человеке так не говорят. На всякий случай я решил навести справки, тем более, что в моем предположении была единственная надежда на успех. Теперь докладываю вам, мой генерал! В районе центральных трущоб имеется гостиница средней шикарности. Официальное ее название “Возрождение”, но однажды в гостинице остановился Серов, и в честь этого события местный сброд стал называть ее “Центрфорвард”.

— Да, Коля Серов был отличный футболист… А вы молодец, пятый!

— Всецело ваш, мой генерал!

— Ну-ну. Что предприняли дальше?

— Мы немедленно переключили все посты на контроль радиообстановки в подозреваемом квадрате. И только что получено сообщение: в гостинице “Возрождение” зафиксирован мощный источник помех. Спектр помех соответствует форме номер один. Сомнения отпадают, генерал, там сидит паук.

— Важнейшая новость! Я распоряжусь о вашем награждении.

— Служу трудовому народу!

— Как вы намерены поступить?

— Моей компетенции недостаточно для принятия решения в данной ситуации. Жду ваших приказаний.

— Так. Значит так. Объект нужно взять. Соблюдайте максимальную осторожность. Никаких патрулей в центре.

— Мы используем только главные пеленгаторы.

— Правильно. Соблюдайте радиомолчание, не посылайте агентов в близлежащие к гостинице улицы. Не спугните паука.

— Как же тогда мы сможем взять его?

— Это ваши заботы. Фантазируйте. Вы должны добиться, наконец, успеха! Пора заткнуть рты столичным крысам.

— А если он все же обнаружит нас? Пауки чуют наших людей за квартал.

— При малейших признаках провала — уничтожьте гадину.

— Это не так просто сделать.

— Убейте. Раздавите. Сбросьте на гостиницу бомбу. Фантазируйте, полковник!

— Слушаюсь. Взять объект или уничтожить его.

— Кстати, если уж мы заговорили о возможности провала, прошу ответить: почему провалы так часто случаются в нашей святой работе? Мне давно не дает покоя этот вопрос. Враг очень силен, но ведь и мы знаем свое дело. Так почему провалы не исключение, а система? Как вы думаете?

— Это не в моей компетенции.

— Не бойтесь, я спрашиваю строго конфиденциально.

— Не знаю. Это не в моей компетенции.

— Можете идти, полковник, доклад принят.

— Я всецело ваш.

— Свобода — наше знамя.

— Давно пора укрыть тебя твоим знаменем, грязный лампас.

— Вы что-то сказали, полковник? Я не расслышал. — Я сказал: процветание — наша цель, мой генерал!

Бестолково, как у Насреддина в мозгах. Холодно, слякотно, сопливо. Темень, ни одной самой паршивой лампочки — малолетние поганцы давным-давно их переколотили. Только некоторые окна горят и все. Дрыхнут обыватели, сны цветные просматривают. Или под телевизор балдеют, смакуют чужие чувства. Или вяжут. На улицу их сейчас золотом не выманишь. Кретин, и тот подумает, прежде чем выйти. Впрочем, перевелись нынче кретины, все повыловлены, один я, небось, остался.

Мерзкая подворотня. Мерзкая гостиница. Мерзкое занятие.

А что остается делать? Жрать охота, с утра брюхо ноет — денег нет. Естественно, откуда у истинного гражданина деньги? У истинного гражданина только долги. Очередная гонка — на следующей неделе, там получу свои кровные, а сейчас… Неделю тянуть — извините, это не для меня! Вдобавок, гад тот… как же его зовут?., а общем, проиграл сегодня одному типу двадцатку, Идиот! Дыру в кармане поставил и проиграл. Еще один долг. Мерзкая жизнь… Эй вы, за окнами, сколько вас ждать? Суслики жирные, хоть кто-нибудь, покажитесь!

Пусто…

Наконец! Хлопнула дверь. Кто-то вышел в гостиничный двор, слышны шаги. Неужели нашелся смельчак, который надумал совершить вечернюю прогулку? Это был маленький старичок, в очках, шляпе, с папкой под мышкой. Натуральный профессор. Он увидел меня, растерялся, замедлил шаг. Я преградил ему дорогу и осветил фонарем, тогда на его лице появилось болезненное веселье.

— Молодой человек, — сказал он мне. — Вы ошиблись, ваша дама еще не освободилась.

Тут ему в бок уперлось “шило”, и он, видимо, очень хорошо почувствовал это прикосновение, потому что веселое выражение на его лице моментально сменилось тоскливым.