Пол Андерсон - Время огня

О, давайте опустим подробности. Я ухожу в сторону от темы. В конце концов в нее влюбился приличный молодой ремесленник. Я дал им свадебные подарки и свое благословение. И проверил в будущем, время от времени заглядывая в следующее десятилетие, чтобы убедиться, что все в порядке. Как и следовало ожидать.

Он вздохнул.

— Чтобы перейти к сути, скажу вам, док, что она родила ему с полдюжины детей, начиная со следующего года после замужества. Но от меня она не могла забеременеть. И я решил, что ни одна женщина не сможет подарить мне ребенка…

Джек даже прошел тест на дееспособность, который показал, что у него все в норме.

И он, и я были смущены его откровенностью.

— Может быть, — медленно заговорил я, — ты мутант? Мутант до такой степени, что слишком сильно отличаешься от обычного человека?

— Да. Я думаю, что мои гены совсем иные.

— Но если есть женщина, путешествующая во времени…

— Верно, Док.

Некоторое время он сидел молча, на ярком солнечном свете, потом сказал:

— Само по себе это не важно. А важно — возможно, это самое важное на Земле дело, — найти других путешественников во времени и попытаться предотвратить ужасы будущего. Я не могу поверить в бессмысленную случайность!

— И как ты собираешься это организовать?

Взгляд его стал холодным.

— Начну с того, что разбогатею.

Я мало знаю, чем он занимался в последующие годы.

Иногда он меня навещал — скорее, думаю, чтобы поддержать нашу дружбу, чем рассказывать мне о себе. Совершенно очевидно, что общество Кейт было ему не менее интересно, чем мое. Относительно его карьеры у меня были лишь косвенные свидетельства. Когда его не было, он все чаще и чаще казался мне плодом воображения, настолько чужд он был нашей повседневной, все более и более убыстрящейся жизни маленького городка, взрослению сыновей, появлению невесток и внуков. Но потом он возвращался, словно вынырнув из ночи, и меня снова очаровывал этот одинокий одержимый человек.

Не хочу сказать, что он был фанатиком. В сущности его взгляд на мир становился все шире, и он все лучше овладевал умением наслаждаться миром. Интеллект его стал необычайно глубок и широк, хотя очевидно, больше всего его интересовали история и антропология. К тому же судьба сделала ему подарок: он обладал способностью к языкам. (Мы с ним часто рассуждали о том, как неспособность овладеть языками препятствует путешественникам во времени). Смесь сардонического юмора и традиционной вежливости Среднего Запада делали его общество приятным. Он стал гурманом, но в то же время сохранил способность не жаловаться, питаясь вяленой рыбой и сухарями. У него была яхта в Бостоне, и он на ней отвез нас в Вест-Индию, чтобы отметить мой уход на пенсию. Хотя юношеская привычка к молчаливости и скрытности у него сохранилась, я знал, как глубоко чувствует он красоту — и природную, и созданную человеком; что касается последней, то особенно он любил барокко, классическую и китайскую музыку, красивые корабли и оружие, а также античную архитектуру. (Боже, если Ты существуешь, от всего сердца благодарю Тебя за то, что Ты дал мне возможность увидеть на фотоснимках Джека Хейвига неразрушенный Акрополь).

Я был единственным, кто делил с ним его тайну, но не единственным его другом. Теоретически он мог бы познакомиться с любым из великих: Моисеем, Периклом, Шекспиром, Линкольном, Эйнштейном. Но на практике возникали слишком серьезные препятствия. Помимо языка, обычаев, законов, известных людей ограждала их занятость и подозрительность. К тому же их постоянно охраняли. Нет, Хейвиг — в разговорах с ним я зову его Джеком, но сейчас мне кажется более естественным звать его по фамилии, — Хейвиг рассказывал мне о простых людях, как его прелестная маленькая Мег (триста лет назад уже ставшая прахом), горец, служивший проводником Льюису и Кларку (Американские путешественники и исследователи начала девятнадцатого века. — Прим. перев.), или старый усатый богохульник, солдат армии Наполеона.

(— История не стремится быть хорошей, совсем нет, док. Мы так считаем, потому что она произвела нас самих. Однако подумайте. Отбросьте романтические легенды и возьмите факты. Средний француз в 1800 году был не более угнетен, чем средний англичанин. Французская империя могла объединить Европу и освободить ее изнутри, и тогда не было бы первой мировой войны, в которой западная цивилизация перерезала себе глотку. Вы ведь знаете, что именно это тогда произошло. Мы все еще теряем кровь и скоро умрем от этого).