Кристин Раш: Химера

Она совсем не видела животных, что ее удивило. Она ожидала, что они будут повсюду. Когда она увидела жилой дом вместо торгового здания, в голове выстроился образ места, забитого созданиями, живущими в собственной грязи и пачкающими везде. Но место было чистым и хорошо ухоженным.

Из-под арки рядом с камином вышла женщина. Полная, но мускулистая, неопределенного возраста. Волосы подернуты серебром, но лицо без морщин. Глаза чистого темно-синего цвета, кожа мягкого кофейного оттенка. Улыбка согрела и без того доброе лицо.

— Так вы Дженни О'Коннелл.

Дженни стиснула пальцы.

— Да.

— Мне нравилась ваша работа. Я видела, как вы танцевали здесь перед тем, как отправиться в Нью-Йорк.

Яркий свет прожектора; как он грел ее, заставляя чувствовать себя красивой и сильной. Она забывала, что находится на сцене, склоняя голову набок, позволяя рукам плыть…

Дженни вздрогнула. Бессознательная реакция, которую она не больше контролировала, чем слезы, наполнившие глаза. Однако она заставила себя улыбнуться и сказала:

— Благодарю вас.

— Вы были очень красивы, — сказала женщина, очевидно не замечая печали, вызванной ее словами. — Я не верила, что человеческие существа могут летать, пока не увидела вас.

— Теперь я больше не летаю, — сказала Дженни.

Женщина кивнула.

— Танец — такая жестокая дисциплина, даже в современных условиях. Как бы ни улучшилась наша технология, у тела есть свои пределы.

— Я никогда в это не верила, — ответила Дженни.

Женщина взглянула оценивающе. Дженни с трудом глотнула. Слезы угрожали выплеснуться. Она слегка потрясла головой, словно это движение могло силой заставить слезы вернуться в слезные протоки. Потом она сцепила вместе свои руки, ощутив тонкие, хрупкие кости.

— Извините. Мне кажется, доктор Причард ошиблась. Я не готова к этому.

— Не узнаешь, пока не попробуешь.

Женщина подошла ближе. От нее слабо пахло корицей и яблоками. Она взяла дрожащие руки Дженни в свои. Ладони были большие, теплые, успокаивающие.

— Я — Анна Кэпстик. Добро пожаловать.

Дженни закрыла глаза. Как давно кто-то дотрагивался до нее? После несчастного случая она избегала объятий, уклонялась от дружеской руки, обхватывающей плечи, и притворялась, что не замечает протянутой для рукопожатия ладони. Но он Анна она не отшатнулась.

Дженни заставила себя открыть глаза и снова кивнула.

— Благодарю вас, — повторила она.

— Пойдемте на кухню, — сказала Анна. — Там находится большинство животных.

— Вы не держите их где-то в другом месте?

Анна засмеялась.

— Вы так говорите, словно я могу ими управлять. Они буйны, как дети. — Она стиснула руку Дженни и повела. — Некоторых я держу в изоляции. Они так травматизированы, когда приходят сюда. Те, которых я отдаю в хорошие руки, в основном сбежали из дома.

Дженни глубоко вздохнула.

— Я все еще не уверена…

— Уверена, однако, доктор Причард, — сказала Анна. — Верьте ей. Она принимает мудрые решения.

Дженни кивнула. После несчастного случая ей приходилось верить всем ее докторам. Они приняли за нее тысячи решений, пока она была без сознания: перестроили ноги так, что они еще позволяют обучать танцам; вырастили новую печень, новые почки, впрыснули в сердце стволовые клетки. Она всегда с иронией думала о том, что они считали, что ремонт требуется ее сердцу, но они не стали выращивать новое. Наверное, если бы они это сделали, не потребовалась бы психотерапия, не мучили бы кошмары, не надо было бы прятаться…

— Дженни? — Анна смотрела на нее. — С вами все в порядке?

Дженни кивнула.

— Нервничаю. В последний раз я заботилась о ком-то…

Она не закончила предложение, но Анна поняла. Все понимали. Дженни была знаменитостью, вернувшейся домой в Портленд, когда ушла со сцены. Ее классы были всемирно знамениты. Родители посылали к ней своих любимых крошек, чтобы обучить их тонким премудростям балета. Девять месяцев назад она давала интервью журналистам со всего мира, была гостьей-инструктором всюду от Нью-Йорка до Пекина, и все это время использовала свое влияние, чтобы приносить любимому родному городу деньги и престиж.

Поэтому город теперь пытался отплатить. Только это невозможно. Никому. Ибо Дар мертв.

Она содрогнулась. Она до сих пор не могла представить своего сына иначе, как кучку раздробленных косточек, плоти и крови, с разбитым черепом, с вытекшим глазом…

— Дженни? — снова спросила Анна.

— Иду, — откликнулась Дженни.