Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

Стены территории Дворца огрызались автоматным огнем.

Образовав на Площади широкий полукруг, танки тяжело водили стволами пулеметов, короткими очередями гасили огневые точки противника. От проезда Ветеранов все подходили и подходили многочисленные группы армейских подразделений.

Он оказался в маленькой кривой улочке, упиравшейся в дальнюю, глухую стену территории Дворца. Двое угрюмых «спецназовцев» вытолкнули его из проема низкой дубовой двери в стене, несколько секунд смотрели, как он нерешительно оглядывается, не зная, куда идти. Потом дверь захлопнулась.

«Ну, что? Спасибо и на этом, — подумал Исполнитель, с благодарностью вспомнив непроницаемое лицо своего „дубля“ Атиса Кагайниса. — А теперь куда?»

Исполнитель прислушался к звукам ожесточенной перестрелки. Интересно, сколько продержится отряд, охраняющий Дворец?! Не более суток. Лабиринты и закоулки резиденции Иерархов мрачны и запутанны. Масса лестниц, смежных комнат, коридоров с бесчисленными дверями, подвалов и тайных помещений… Но и штурм ведут не дилетанты из подверженных эмоциями толп «народных мстителей», а спецподразделения Армии. Тренированные, обученные вести бой в закрытых помещениях, дисциплинированные и грамотные солдаты. Может быть, каждый из них и уступает в профессионализме любому из «спецназовцев», например, в ведении рукопашного боя, реакции, смекалке. Но «спецназовец» — солист! «Творческий» работник института убийства. Армия — это колония выносливых муравьев, подчиненных единому приказу, неутомимых и безропотных. Как если бы жук-трупоед попал в муравейник. Не один десяток муравьев был бы убит, искалечен его мощными хитиновыми челюстями. Но откусывая от яростно сопротивляющегося жука по микроскопическому куску живой плоти, муравьи не оставят через короткое время и следа от него.

Исполнитель пошел вниз, по сбегающей к Проспекту улочке.

Она была пуста, эта старинная, застроенная древними особняками улочка. Здесь жили Иерархи. Теперь окна смотрели пусто, там не чувствовалось никакой жизни. Даже будки, стеклянные, с флаксовыми крышами охранные будки — были пустые.

«Бежали! Каждого из двадцати Иерархов знают в лицо, как знают палец на руках и ногах! Интересно, куда можно уйти, если твое лицо столько лет не исчезало со страниц газет, журналов, экранов „Видео“ и лент „Хроники“?! Глупцы!»

Исполнитель не заметил, как оказался на углу Проспекта. Он даже не успел оглядеться, к нему быстрым шагом подошел гражданский патруль — трое молодых людей с повязками на рукавах: лента черной материи, по ней синяя полоса и буквы «КНС».

Все трое смотрели приветливо, у них были светлые, какие-то праздничные лица. «Совсем мальчишки, — подумал Исполнитель, вглядываясь, — студенты?» Легкие, несмотря на пронизывающий холод, куртки, широкие кожаные ремни, с заткнутыми за них магазинами для автомата. Автоматы висели на плечах, стволами вниз. На всех троих были надеты вязаные, какие-то легкомысленные спортивные шапочки.

— Куда путь держим, сударь? — спросил, наверное, старший, курносый, пухлогубый крепыш с зачатками бороды и усов на румяном лице. Голубые глаза смотрели приветливо, немного насмешливо.

Исполнитель вздрогнул, заглядывая за плечо крепыша, не отвечая на заданный вопрос, смотрел растерянно и потрясенно — по тротуару шел полуголый, в одних обтрепанных джинсах, босиком странный человек! Длинные косматые волосы, борода, усы; грудь и плечи заросли курчавым рыжим волосом. На груди его болтался укороченный автомат на веревке вместо ремня. Маленькие красноватые глазки близко поставлены к переносице.

— Кто это?! — потрясенно выдохнул Исполнитель.

— Что? — крепыш оглянулся, рассмотрел, поднял сжатую в кулак правую руку, как видно, приветствуя странного человека. Тот ответил тем же жестом, быстро прошел мимо. Автомат мерно качался на его мощной, выпуклой груди. — Это? Мутант, они теперь с нами. А вы, сударь, откуда?

Исполнитель улыбнулся. Это обращение — «сударь»! Как он в свое время добивался, чтобы оно вошло в обиход, вместо набивших оскомину общепринятых обращений «гражданин», «товарищ»! Не получилось. Ему сначала осторожно намекали о неуместности и архаичности подобного обращения друг к другу в цивилизованном обществе, а потом едва не обвинили в попытке «реставрации гнилого наследия Старых Времен».

У него немного кружилась голова. Со вчерашнего утра в камеру не носили еду. Спасибо, хоть воды было — залейся! Целое цинковое ведро.