Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

— Да, — сказала Олмэйн.

— Можно я взгляну хотя бы на один? Меня всегда тянуло к ним. Как-то я встретился с торговцем с созвездия Темной Звезды — такой худощавый прощелыга с кожей, будто смолой пропитанной, — он предложил мне целую кучу таких штучек. Сказал, что они настоящие, что действительно помогают приобщиться к святым тайнам, как и Пилигримам. Но я сказал ему нет, я не собирался вступать в игры с Провидением. Есть вещи, которые нельзя делать даже ради прибыли. Но потом я пожалел, что не оставил для себя хотя бы один в качестве сувенира. Я так и не дотронулся до них! — Он протянул руку к Олмэйн. — Можно посмотреть?

— Мы не можем позволять кому-либо брать в руки свой камень, — сказал я.

— Но я никому не скажу, что вы давали его мне!

— Это запрещено.

— Послушайте, но ведь мы здесь одни, это самое уединенное место на земле, и…

— Пожалуйста, не надо. То, о чем вы просите, невозможно.

Лицо его помрачнело, и я вдруг подумал, что он остановит машину и высадит нас, от чего бы лично я не расстроился. Моя рука скользнула в карман и нащупала прохладную поверхность звездного камня, который мне дали, как только я стал Пилигримом. Прикосновение вызвало слабые волны, которые ощущаешь, когда входишь в транс, и по мне пробежала сладостная дрожь. Я поклялся, что не дам ему камень. Но буря так и не разразилась. Торговец попробовал сломить нас, но получил отпор и решил не форсировать события.

Мы мчались к Марсею.

Нельзя сказать, чтобы он внушал симпатию, но было в нем какое-то обаяние грубой силы, и нас не задевали его слова. Олмэйн, которая была женщиной привередливой и большую часть своей жизни провела в сияющем уединении в Доме Летописцев, воспринимала его хуже, чем я. Моя нетерпимость к людям притупилась за годы странствий. Но даже Олмэйн показалось, что он очень забавный, когда он хвастал своим богатством и влиянием, когда он рассказывал о женщинах, которые ждали его на многих планетах, когда он перечислял свои дома и свои трофеи и упоминал имена глав союзов, которые просили у него совета, когда он хвастался дружбой с бывшими Магистрами или Правителями. Он разговаривал почти только о себе и редко о нас, за что мы были ему признательны. Однажды он спросил, как это могло случиться, что мужчина Пилигрим странствует с женщиной Пилигримом, видимо намекая на то, что мы, должно быть, любовники. Мы признали, что действительно Пилигримы редко так странствуют и перешли на другую тему, и думаю, что мы так и не убедили его в своем целомудрии. Его непристойные предположения не имели никакого значения ни для меня, ни, как я думаю, для Олмэйн. На нашей совести были другие, более серьезные, провинности.

Казалось, трагедия нашей планеты никак не повлияла на жизнь Торговца: он был богат, как всегда, прекрасно себя чувствовал, мог ехать, куда хотел. Но даже его иногда утомляло присутствие Завоевателей, как мы обнаружили каким-то вечером уже недалеко от Марсея, когда нас остановил дорожный патруль.

Радары отметили наше приближение, передали сигнал на устройства, которые немедленно перекинули золотистую паутину заграждения с одной стороны шоссе на другую. Сенсоры машины засекли эту преграду и мгновенно просигналили нам, чтобы мы остановились. На экранах мы увидели с десяток каких-то светлых человеческих фигур, которые приникли к машине.

— Бандиты? — спросила Олмэйн.

— Хуже, — сказал Торговец, — предатели. — Он нахмурился и повернулся к прибору связи. — В чем дело?

— Выходите для проверки.

— По чьему приказанию?

— Прокуратора Марсея, — последовал ответ.

Это было отвратительное зрелище: Земляне на службе Завоевателей. Но было неизбежно, что мы начнем работать на них, ведь работы так не хватало, особенно для тех, кто был занят в союзах обороны. Торговец начал открывать машину, а это было делом сложным, Лицо его пылало негодованием, но положение у него было безвыходное, он не мог проскочить паутину дорожного контроля.

— Я вооружен, — прошептал он, — ждите меня в машине и ничего не бойтесь.

Он выбрался наружу и начал объясняться с дорожным патрулем. Мы ничего не слышали из их разговора, который, видимо, через некоторое время зашел в тупик и потребовалось вмешательство чиновников более высокого ранга, которые вскоре и явились к месту конфликта в лице трех Завоевателей. Они отослали коллаборационистов и окружили Торговца. Его поведение моментально изменилось. Выражение лица стало заискивающе хитрым, руки начали красноречиво жестикулировать, глаза заблестели. Он повел всех троих к машине, открыл ее и показал им своих пассажиров, то есть нас. Завоевателей, казалось, озадачило появление Пилигримов среди всей этой роскоши, но они не попросили нас выйти. Побеседовав с ними еще несколько минут, Торговец сел в машину и закрыл ее. Паутина исчезла, и мы помчались к Марсею.