Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

Компьютер, словно испытав облегчение, повел его дальше.

Море крови. Фонтаны лимфы.

Я должен умереть прежде, чем успел полюбить…

Вот и вход в зону «F». Я покидаю это царство смерти. Где мой паспорт? Нужна ли мне виза?

Холодный ветер, веющий из завтрашнего утра.

Ребята, которые разбили лагерь в зоне «F», должны выйти нам навстречу, проводить нас в зону «Б». Мы можем пройти и без них. Лишь бы только миновать этот последний экран, и мы чудненько доберемся.

Как часто я мечтал об этой трассе. Но теперь я ее ненавижу, хотя она и прекрасна. И наиболее прекрасной она нам покажется наверное тогда, когда нас подкараулит на ней смерть.

Кожа на бедрах Мэрибель слегка морщится. Прежде, чем ей исполнится тридцать лет, она располнеет.

В своей карьере мне пришлось делать кучу разных вещей. У меня никогда не хватало времени, чтобы прочитать Руссо. Я ничего не знаю о Канте. Если выберусь отсюда, то начну всех их читать. Я, Нед Раулинс… Я, Ричард Мюллер… буду читать…

Раулинс вошел в зону «F» и спросил компьютер, можно ли здесь отдохнуть. Мозг корабля ответил, что можно. Очень осторожно Нед присел. Каменные блоки поднимались на высоту пятьдесят метров с обеих сторон узкой расщелины, в которой показалась массивная фигура Чарльза Бордмана. Бордман был потным и нервным. Прямо невероятно.

Сам Раулинс не был спокоен. Пот тек ручьем. Скафандру пришлось работать с перегрузкой, чтобы избавиться от дополнительной влажности. Радость была бы преждевременной.

— Отдыхаешь? — спросил Бордман.

— А почему бы и нет? Притомился, Чарльз. И ты тоже. Компьютер говорит, что нам ничего не угрожает.

Бордман подошел и присел.

— Мюллер, — сказал Раулинс, — прошел эту трассу в одиночку без всякой подготовки.

— Мюллер всегда был необыкновенным человеком.

— Как, ты думаешь, он это сделал?

— Спроси у него.

— И спрошу, — согласился Раулинс. — Может быть завтра в это же время я буду говорить с ним.

— Возможно. Но нам надо идти. Скоро к нам выйдут ребята. Скорее всего, нас засекли их детекторы массы.

Они поднялись.

В зоне «F» было просторней, но неуютно. Доминирующий архитектурный стиль нес в себе какую-то искусственность и тревогу. Раулинс хотя и знал, что ловушек тут меньше, все же шел с ощущением, что плиты мостовой разойдутся у него под ногами.

— Какой участок до сих пор был у тебя наихудшим? — спросил Раулинс.

— Дезориентирующий экран.

— Это не так страшно… если человек сможет заставить себя пройти мимо всех этих смертоносных пакостей с закрытыми глазами.

— Я смотрел, — сказал Бордман.

— В зоне дезориентации?

— Недолго. Не выдержал искушения. Не буду даже рассказывать, что я видел, но это было одно из самых причудливых переживаний в моей жизни.

Раулинс улыбнулся. Значит, и Бордман способен сделать что-то нелогичное, безрассудное.

— И что? Ты просто стоял без движений и смотрел? А потом с закрытыми глазами пошел дальше? И не было никакой критической ситуации?

— Была. Засмотревшись, я чуть было не тронулся с места. Но тут же опомнился.

— Наверно, я попробую, когда мы будем возвращаться. Ведь беглый взгляд не повредит, — сказал Раулинс.

— Откуда ты знаешь, что экран действует в обратном направлении?

— Я над этим не задумывался. Мы еще не отрабатывали возвращения. Может, в обратном направлении все по-другому? У нас нет карты обратной дороги. Может быть, когда мы будем возвращаться, то все погибнем.

— Снова вышлем роботов, — сказал Бордман. — Уж об этом можешь не волноваться.

Раулинс отозвался только через минуту:

— Кстати, а зачем нужны были какие-нибудь ловушки для выходящих? Или строители лабиринта так же заперли себя в центре города, как не пускали туда своих врагов? С чего бы им так делать?

— Кто же может знать, Нед? Это были неизвестные существа.

— Неизвестные. Это верно.

Бордман сообразил, что тема разговора еще не исчерпана. Он спросил:

— А для тебя какое место было самым трудным?

— Тот экран далеко за нами, — ответил Раулинс. — Я в нем видел всякие паскудства, которые клубятся в подсознании.

— Что за экран?

— В глубине зоны «X». Я на него посмотрел и несколько секунд видел своего отца. А потом девушку… которую я знал. На экране она разоблачилась. Но разве у кого-нибудь подсознание другое?