Люциус Шепард - Отец камней

Ночь выдалась более-менее ясной, обычный на побережье в это время года туман миновал Порт-Шантей. Среди облаков, гонимых по небу ветром, посверкивали звезды, огоньки в окнах домов Эйлерз-Пойнта как бы разгоняли темноту. За мысом на берег обрушивались белопенные валы; потом, когда начнется отлив, они изберут мишенью своих атак оконечность мыса. Коррогли наблюдал за их накатом и размышлял о том, что в движении волн есть нечто поучительное, но что именно, понять было нельзя. Он забеспокоился, подумав, с тоской и раздражением о Мириэль. Наконец он решил пройтись до "Слепой дамы" и что-нибудь выпить, но тут в дверь постучали и послышался женский голос. Коррогли вообразил, что Мириэль сама пришла к нему, слетел по лестнице и распахнул дверь. Однако женщина, что стояла на пороге, была гораздо старше дочери резчика, а темный платок, кофта и юбка свободного покроя не могли скрыть того, что стану ее далеко до девической стройности. Коррогли попятился, ибо при виде платка вспомнил о нападавшей на него фигуре в плаще с капюшоном.

- Я вам кое-что принесла, - сказала женщина с сильным северным акцентом и протянула ему конверт. - От Кирин.

Лишь теперь он узнал в незнакомке служанку Кирин, ту самую, что проводила его в дом несколько недель назад: полногрудая, плотная, с лицом, лишенным всякого выражения и походившим скорее на маску.

- Кирин сказала, чтобы я отдала это вам, если с нею что-нибудь случится.

Коррогли распечатал конверт и вытащил два затейливых ключа и записку без подписи, которая гласила:

"Мистер Коррогли! Если вы читаете эти строки, значит, меня уже нет в живых. Пожалуй, вам не известно, чья рука меня умертвила, но в таком случае вы не столь догадливы, как мне казалось. Ключи отпирают наружные ворота храма и дверь личных покоев Мардо в главном здании. Если вы хотите узнать суть "великого дела", отправляйтесь вместе с Дженис в храм сразу после того, как прочитаете мое письмо. Она вам поможет. Не задерживайтесь, ибо вполне возможно, что другие знают не меньше моего. Не обращайтесь в полицию, ибо среди полицейских есть драконопоклонники. Те, кто принадлежит к культу, боятся храма из-за того, что в нем произошло, и большинство их обходит его стороной. Но не исключено, что фанатики ринутся оберегать тайны Мардо. Будьте настойчивы в своих поисках, и вы найдете то, что вам нужно. Может статься, вам удастся спасти вашего клиента. Не торопитесь, но и не медлите".

Коррогли сложил листок и поглядел на Дженис, а та в ответ уставилась на него. Интересно, какая из нее помощница?

- Оружие у вас есть? - спросила она.

Коррогли показал ей свою забинтованную руку.

- Когда мы придем к храму, - объявила женщина, - я пойду первой, а вы смотрите не отставайте.

Он собрался было спросить, с какой это стати, но тут Дженис извлекла из-за пазухи длинный нож, и вопрос Коррогли остался незаданным. В самом деле, их ведь может ожидать ловушка.

- Почему вы помогаете мне? - поинтересовался он.

- Кирин меня просила. - На лице Дженис отразилось недоумение.

- И вы рискуете своей жизнью только по ее просьбе?

- Я не люблю драконов, - произнесла она после долгого молчания, потом задрала кофту и повернулась к Коррогли спиной. Между лопатками у нее красовалось клеймо, изображавшее свернувшегося кольцами дракона, кожа вокруг клейма была грязно-белой и сморщенной.

- Дело рук Земейля?

- Да. Он надругался надо мной.

Коррогли не знал, верить ей или нет. А вдруг у наиболее фанатичных драконопоклонников была такая мода - клеймить себя?

- Вы идете? - спросила Дженис и добавила, видя, что он колеблется: - Вы боитесь меня, да?

- Остерегаюсь.

- Мне все равно, пойдете вы со мной или нет, но решайте скорее. Если мы отправимся в храм, нам надо воспользоваться темнотой. - Она огляделась, затем подошла к столу, на котором в окружении стаканов стоял графин с бренди, налила в один из них и сунула стакан Коррогли. - Для храбрости.

Пристыженный, он выпил бренди одним глотком, налил себе еще и, потягивая напиток, принялся обдумывать положение. Из уклончивых ответов Дженис он выяснил, что Кирин была храброй женщиной, которая отважилась противостоять Земейлю, и вновь устыдился собственной трусости. Какой же он адвокат, если отказывается заботиться о благе своего подзащитного. Быть может, причина заключалась в бренди или в том презрении, которое он испытал по отношению к себе, но, так или иначе, Коррогли внезапно ощутил прилив мужества. Он сообразил, что, если ничего больше не предпримет для спасения Лемоса, ему придется менять профессию.