Как-то утром примерно за час до рассвета - если, конечно, солнце вставало каждое утро, а не иллюзия, как теоретизировал Бобби, производимая софтвером, в который преобразовалась наша сущность - я выкатился пораньше и ждал, когда отчалят группки рыбаков и охотников, когда заметил Ойлиса Брукса, лучшего рыбака За-Чертой, хлипкого на вид, скованно передвигающегося, седобородого черного мужика, с тремя удочками на правом плече, несущего сеть и ведерко с наживкою, и увязался за ним, вместе с горсткой собак. Он взглянул на меня через плечо, но ничего не сказал, продолжая идти. Я последовал за ним по тропинке, которая примерно с милю углублялась в джунгли, а потом свернула назад к реке, выйдя на нее в точке, где берега расширялись и вздымались крутыми скалами испещренного выбоинами серовато-черного известняка, образуя чашеподобное ущелье, бросавшее тень на зеленую воду, здесь пахучая жара джунглей уступала место глубокой свежести, наподобие запаха воды в старом колодце. Птицы все время кружили над головой простыми формами, вроде крестиков на глубоком синем фоне, потом пикировали вниз, чтобы устроиться на деревьях с остроконечными листьями, окаймлявшими скалы.
На краю ущелья стояла деревянная платформа, которая с помощью канатов и шкивов опускалась на на выступ примерно на шестьдесят футов ниже, как раз над урезом воды - там и рыбачил Ойлис, пока собаки дожидались его на вершине. Ойлис молчал все время, пока не был готов забраться на платформу, а тогда спросил, сколько я вешу.
"Полторы сотни фунтов, наверное", ответил я.
Он подумал немного. "Думаю, лучше спускайся один", сказал он. "Просто держись за поручни и не дергайся, когда она качается туда-сюда. Проклятая штука вечно так делает."
Я предложил захватить с собой ведерко и удочки, но он ответил: "Нет, ты еще уронишь."
"Ничего я не уроню", ответил я раздраженно - за кого он меня принимает?
"Спускаясь первый раз, ты можешь уронить", сказал Ойлис. "Поверь моему слову."
Я начал спускаться, платформа чертовски раскачивалась, царапая известняк. Я цепко хватался за поручни. Вблизи поверхность утеса напоминала почерневшие от дыма останки заброшенного крейсера: выступы скал в пятнах сине-зеленого мха, плоскости, заросшие скрученными лианами, там и сям пробоины пещер, самые большие футов по пять в диаметре. Когда я спускался мимо входа одной пещеры, мне показалось, что я заметил движение внутри. Я Впился взглядом во тьму и на меня вдруг накатило головокружение. Зрение затуманилось, рот пересох. На секунду меня охватила паника, но ее смыла волна удовлетворенности, а потом я ощутил осторожное любопытство, которое казалось каким-то отдаленным, словно что-то скользнуло по краешку моего сознания, как будто кошка потерлась о вашу ногу. С этим ощущением было связано впечатление громадного возраста, бесконечного терпения... и, пожалуй, силы. Силы умы, которую воображаешь у китов, или у какого-нибудь древнего анахорета в пустыне. Я затерялся в невообразимо огромных просторах времени, а когда пришел в себя, то, могу поклясться, что видел что-то уползающее назад в пещеру. На сей раз я запаниковал по-настоящему. Я торопливо опустил платформу, и когда спрыгнул на выступ, то закричал вверх Ойлису, спрашивая, что тут, мать-перемать, происходит? Он помахал, чтобы я подымал платформу. Через несколько минут, когда он присоединился ко мне на выступе, с переспросил его.
"Никто не рассказал тебе о старцах?" Он с трудом наклонился и достал из ведра с наживкой громадного дохлого жука.
Я припомнил, что Бобби произносил это слово, но не смог вспомнить, что именно он говорил.
"Смотри на вон ту лиану." Ойлис указал на длинную нить лианы, что спускалась в воду примерно в десяти ярдах от выступа. "Проследи вверх. Видишь, откуда она?"
Лиана исчезала в зеве пещеры на полдороге к вершине.
"Это один из них", сказал Ойлис. "Он рыбачит, прямо как мы."
Я рассмотрел лиану - она не дергалась и не дрожала, но теперь я видел, что она отличается от других лиан. Она толще и пятнисто-серая цветом.
"Кто они такие?", спросил я.
"Старцы-отшельники любят рыбачить. Это все, что я знаю. И я не попрусь в эти пещеры, чтобы взглянуть на них. Они рыбачат этими щупальцами весь день напролет." Он вручил мне удочку фирмы Шимано. "Обращайся с этим прутиком аккуратно, парень. Я больше года упрашивал Писцинского достать мне ее." Он выпрямился, тяжело вздохнул и приложил руку к пояснице, словно успокаивая боль. "Я думал, ты о старцах знаешь. Поэтому никто, кроме меня, не любит рыбачить здесь, бояться. Но пугаться нечего. Раз они дотронулись до тебя, то знают о тебе все, что им нужно, и никогда больше не тревожат."
Читать дальше