Александру Громов: Тайна утренней зари

Инженеры покинули аэроэкспресс и направились к станции метро «Внуковский аэродром».

— О, давно желанная Москва! Не суждено ли именно в твоих древних стенах исполниться нашим самым заветным, желаниям! — воскликнул Силантьев.

Через несколько минут они были уже в центре столицы. Здесь на одном из оживленных перекрестков Силантьев расстался с Летягиным. Он решил в первый же день навестить своего старого приятеля академика Кузьмина. Всеволод Александрович придерживался правила никогда не откладывать подобные визиты. А то, глядишь, увлекут тебя различные дела и не найдется свободного времени.

Старший конструктор великолепно ориентировался в муравейнике московских улиц. Он быстро переходил с одной ленты движущихся тротуаров на другую, подымался на эскалаторе на стеклянные галереи для пешеходов, возвышающиеся над перекрестками. Снизу, с улицы, люди, движущиеся в этих прозрачных тоннелях, кажутся поднятыми на воздух и невесомыми.

Проделав немалый путь, Всеволод Александрович остановился перед домом старинной архитектуры с колоннами, заросшими плющом. Не все, однако, в этом доме устарело, как казалось на первый взгляд. В тот же миг, как посетитель нажал кнопку электрического звонка, хозяева увидели его на экране. Дверь автоматически открылась, — и вот Силантьев в гостях у своего старого приятеля.

— Сколько тысячелетий прошло со дня нашей последней встречи?!

Кузьмин постарел и полысел, но оставался таким же подвижным и веселым, как и в молодости.

— Ничего не поделаешь, приятель, — говорил он Силантьеву. — Такова наша судьба, судьба тех, кто погружается вглубь веков. Вам, которые опережают время, некогда и вспомнить об Эсхиле или Овидии… Зато я уверен, ты немедленно подружишься с моим Геннадием. Ты помнишь его еще в пеленках, не так ли? А теперь Генка закончил университет, и знаешь у кого? У Бокова. Факультет ядерной физики. Этими днями его назначили научным сотрудником института межпланетных сообщений.

— Что ты говоришь? Межпланетных сообщений? Так ведь я переведен в этот же институт.

Обычно спокойное лицо Силантьева отражало всю гамму чувств, которую может пробудить неожиданное и приятнейшее известие.

— На этот раз Фортуна действительно повернулась ко мне лицом: мы будем иметь удовольствие, Петя, работать вместе с твоим сыном да еще на таком интересном поле деятельности! Посмотришь, наша старая дружба пустит корни во втором поколении.

Генка Кузьмин… Кудрявый мальчуган, хилый и капризный, помнится, он упорно сопротивлялся, когда его укладывали спать, и отворачивал нос, если в его чашку, не дай бог, попадала пенка от молока… Откровенно говоря, Всеволод Александрович не ожидал встретить его таким статным и стройным юношей с волнистыми волосами и упрямым, выдвинутым вперед, подбородком. Только огромные голубые глаза напоминали прежнего Генку.

Силантьев возобновил знакомство с сыном своего старого приятеля при не совсем обычных обстоятельствах. Уже вечерело, а Геннадий все еще не возвращался. Всеволод Александрович потерял было надежду встретиться с ним в этот вечер, как вдруг зажглась одна из цветных лампочек возле экрана радиотелефона.

— Ага, оранжевая! Это, наконец, мой «летучий голландец», — радостно воскликнул Кузьмин. — Где бы он целый день ни болтался, но к вечеру все же тянется к родительскому гнезду.

— Я еще не опоздал к ужину, отец? — Геннадий смотрит с экрана с виноватой улыбкой. — Сегодня после обеда я читал лекцию в совхозе возле Калуги, был на встрече с итальянскими артистами и, поздравь меня, вышел в полуфинал на чемпионате по боксу.

— Неужели ты уложил этого верзилу Мохова? В каком раунде ты послал его целовать пол?

Говоря со своим сыном о боксе, Кузьмин весь загорелся, азартничал и свободно пользовался жаргоном любителей перчатки, которого он не терпит при других обстоятельствах.

— Но я хочу прочесть тебе победную оду без помощи электромагнитных волн. В один дух чтобы был дома, слышишь?! У нас сегодня к ужину неожиданный и дорогой гость.

— Разве неожиданные гости бывают когда-нибудь желанными? — хитро усмехается Геннадий. — Иду, бегу бегом — добавляет он, видя, что отец грозит ему пальцем. И в тот же момент исчезает с экрана.

— Значит, он возвращается с ринга, — обращается Кузьмин к Всеволоду Александровичу. — Это в 16-м секторе. Так мы направим туда наш небесный объектив и увидим его, как на ладони, этого воздушного бродягу.

Силантьев с интересом слушает объяснения своего приятеля. Все эти необыкновенные механизмы приладил к радиотелефону Геннадий. Разноцветные лампочки сигнализируют, кто именно вызывает их квартиру (если не хочешь отвечать, то представься, что тебя нет дома). На крыше дома установлен телеобъектив, связанный с радиотелефоном. Достаточно повернуть в нужную сторону маленький рычажок — и на экране виден весь соответствующий сектор неба.