Антуан Шоллье - Саргассово море

Там, вдали, появляется судно! Оно не видит меня, оно не может меня видеть. Это пакебот; его трубы выбрасывают клубы дыма; он быстро движется на восток, в Европу, во Францию…

Теперь я один. На мгновение ее застывшее тело остается неподвижным на поверхности океана, на мгновение ее длинные волосы ундины золотой сеткой развеваются по волнам, но тяжелый ящик с инструментами, прикрепленный к ее ногам, тянет ее вниз, тянет непреодолимо.

Увы! Она больше не увенчана полевыми цветами, ее голову не украшают голубые ненюфары.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Буря разразилась. Вокруг меня вздымаются волны.

«Икар» вертится с головокружительной быстротой. Циклон меня увлекает…

Полдень, но небо сине-багровое. Буря продолжается.

Вокруг меня в дикой пляске носятся разнообразные предметы, а, между тем, мне казалось, что сам я неподвижен. Что это такое? Я больше ничего не понимаю, ничего не могу вспомнить; пропеллер исчез; окидываю взглядом горизонт, — море пустынно, ни паруса — пустота беспредельности; на горизонте появляется все расширяющееся пятнышко восхитительной голубой лазури…

Жилы на висках мучительно бьются; кругом меня в вихре кружатся какие-то вещи, которые я неясно различаю: странные ткани, оружие дикарей, копья и стрелы… Почти касаясь меня, носится отсеченная голова, чудовищная голова с ужасной улыбкой… Отвратительное лицо приближается к моему, окровавленные губы раздвигаются, открывая ужасный рот, стремящийся укусить меня своими тонкими и острыми зубами.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вдруг я испускаю хриплый вопль.

— Видите, майор, он реагирует на укол, это хороший признак!

Надо мной склонились два человека, на одном из них кепи морского офицера. Они разговаривают:

— Итак, Даниэль, вы надеетесь?

— Я не могу еще ничего обещать, майор; этот человек настолько истощен, что мне трудно, пожалуй, даже нельзя ручаться…

— Мы будем в Гавре самое позднее через четыре дня; как вы думаете, дотянет он до тех пор?

— Надеюсь. Посмотрите, у этого несчастного необычайно крепкое сложение; его сердце очень ослабело; пульс едва достигает сорока восьми; может быть, при повторных вспрыскиваниях… но вам известны мои медицинские познания…

— Во всяком случае, это загадка, так как это все-таки не Витерб; это не может быть Витерб! Четыре месяца среди Атлантического океана на остове гидроплана!..

— Однако, майор, со времени трагического исчезновения Витерба в июне никакой авиатор не пытался совершить такой перелет.

— Да, я полагаю, что так, но не забывайте, Даниэль, что мы уже десять дней, как покинули Гваделун, уже десять дней, как «В-14» крейсирует, разыскивая этот проклятый «Минотавр!» Возможно, что после нашего отъезда…

— Нет и нет! Печальная развязка попытки Витерба значительно охладила энтузиазм к перелету из Европы в Америку! Кроме того, если даже предположить, что какой-нибудь авиатор попытался совершить перелет без предварительной подготовки, его крушение было бы к этому времени известно. И — черт побери! — известно, ведь, что мы находимся в этих водах; нас непременно известили бы по телеграфу!

— Я ничего не предполагаю, я констатирую факт, вот и все.

— Вы отметили в точности положение места?

— Да, майор; гидроплан найден около 26°53′ северной широты и 57°36′ западной долготы.

— Кажется, это вы его первый заметили?

— Нет, майор, это Менье, знаете, тот Менье, боцман. Я только что отбыл вахту. Циклон свирепствовал всю ночь; море еще очень волновалось, хотя ветер почти совсем прекратился. Я собирался идти в каюту, когда Менье, который стоял рядом, сказал, показывая мне что-то вдали: «Посмотрите, лейтенант, что там белеет?».

— В котором часу это было?

— Около семи часов утра; только что рассвело, день был тусклый, серый; завеса черных туч застилала горизонт, с океана поднимался туман, но все-таки я очень ясно разглядел предмет странной формы, плавающий на волнах…

— На каком расстоянии от него вы находились?

— От тысячи восьмисот до двух тысяч метров, может быть, несколько ближе. Только когда «В-14» подошел совсем близко, я с изумлением убедился, что это гидроплан; тотчас в моей голове мелькнула мысль об «Икаре», я приказал застопорить, послал матроса уведомить вас и распорядился немедленно спустить шлюпку, в которую взял Менье и еще двух матросов. Через несколько минут мы подплыли к аппарату. Каким образом он очутился среди океана в четырехстах лье от ближайшей земли? Не «Икар» ли это? Если «Икар», то как он очутился на высоте тропиков, на восемь градусов южнее предполагаемой линии его маршрута? В особенности непонятно, как он мог четыре месяца носиться по волнам океана; в этих местах циклоны очень часты, они должны были разбить его. Так я рассуждал в то время, как шлюпка обходила со всех сторон гидроплан.