Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 18

«Несомненно. Но ты призовешь к подлинному миру, где обе стороны будут договариваться честно, и следить, чтобы твоя сторона так и делала. Ты произведешь нужные назначения, сначала в Политическом Совете и Верховном Командовании, затем повсюду, имена тебе сообщат. Будут возникать вопросы — экономические, социальные — в которых ты, сильный и неподкупный император, будешь арбитром. Список составлен, но я не буду тебя им сейчас утомлять. Большую его часть ты сам легко можешь себе представить.

И не страшись, Олаф Магнуссон. Ты окончишь свои дни в почете. Твой сын-наследник пойдет по твоим стопам. Тогда мерсейские советники будут заседать в его советах, и мерсейская доблесть будет идеалом его мыслителей, и если все же какой-нибудь эдикт придется настолько не по нраву, что вызовет бунт, Мерсейя придет на помощь доброму императору.

Твой внук будет принадлежать к первому поколению нового человечества».

Генерал-лейтенант корпуса Императорской Космической пехоты Чезаре Гатто, комендант системы Патриция, отдал приказы немедленно. Эскадрилья корветов сошла с орбиты вокруг Дедала и бросилась вниз. Корабли вошли в атмосферу на такой скорости, что воздух вспыхивал и ревел вокруг них и позади.

Всего на несколько минут опоздали они, роем разъяренных шершней гудя над островом Захария. Торговый корабль, стоявший в космопорту, успел взлететь. Ему никак было не уйти от погони — только единственным способом. Поднявшись на несколько сот километров, он развернулся и спикировал вниз. На полной скорости и без защитного негаполя он превратился в падающую звезду. Долго еще будут на Мерсейе петь баллады о товарищах своих, выбравших славную смерть. Из захарийцев никто не пытался бежать.

— Наши люди пытались их остановить, но они были вооружены и полны решимости к самопожертвованию, — объявил их представитель по эйдофону. — Мы сохраняем свое единство.

— Улик не уничтожать и сопротивления силам его величества не оказывать! — рявкнул Гатто.

Тангароа Захари улыбнулся. И эта улыбка была самым скорбным зрелищем, которое когда-либо видел генерал.

— Мы понимаем, что мы в западне, и не будем ухудшать свое положение. Увидите, что мы готовы к сотрудничеству. Кодирование для хранения тайны мы не проводили, так что гипнозондирование не потребуется — я бы предложил наркодопрос случайно выбранных представителей.

— Ведите себя прилично, и я, быть может, замолвлю за вас слово, когда дело дойдет до наказания… если вы только объясните мне: что, во имя Господа, толкнуло вас на это массовое предательство?

— Мы такие, какие мы есть.

Обращение Гатто к населению положило конец неделе неуверенности и слухов. Всем, кроме самых доверенных его людей, было известно только, что он позволил мерсейскому кораблю приземлиться в Аурейе и его экипаж был спешно увезен в машине с затемненными стеклами; что он привел вооруженные силы в состояние готовности на случай любой возможной акции Магнуссона; что по неназванным причинам он послал оккупационную бригаду на Захарию и держит остров инкоммуникадо [18] В полной изоляции (исп.). . Неделя ему нужна была для подготовки необходимых мер, пока агенты секретной службы лихорадочно разбирались в данных с привезенных дисков.

В соответствующий момент некоторые офицеры очень удивились, когда попали под арест. Это была мера предосторожности: Гатто не мог быть уверен, что они немедленно воспримут истину о своем кумире сэре Олафе. Потом Гатто вышел в эфир.

От края до края системы его слова прорезали напряжение, как меч. Отдача пришла позже — взрыв ярости и негодования. Но под всем этим угадывалось странное спокойное облегчение. И в самом деле, сколько народа готово было пожертвовать собой ради смены верховного властителя? Теперь же всем оставалось только — если мерсейцы не влезут непосредственно — только ждать день за днем, когда восстановится статус-кво.

Сотни и сотни записей обращений Гатто вместе с экземплярами и анализом доказательств разлетелись в посыльных торпедах и курьерских судах к звездам Империи.

В них было не только изображение Гатто. После его речи камера показала женщину. Она стояла очень прямо на фоне черно-красной материи, серое платье подчеркивало тонкость ее фигуры. Темное тонкое лицо обрамляла белая повязка. За ней стояли двое мальчиков-подростков и маленькая девочка, в таких же головных уборах. На планете Ньянза это означало траур по мертвым.