Боб Шоу - Орбитсвиль

Порой мне кажется, то же самое происходит и со зрением. Мыслительный процесс никак не связан со зрительными образами. Мы пронеслись над тысячью морей, десятком тысяч горных стран. Возникнув на горизонте, они каждый раз поражают своей одинаковостью. Необычной формы вершина, излучина реки, причудливая группа островов появляются, суля новизну, однако тут же превращаются в банальные, безликие географические детали рельефа и бесследно исчезают. Я бы назвал это явление обманчивым разнообразием монотонности. Не будь у нас инерциальных датчиков курса, мне бы казалось, будто мы кружим на одном месте.

Впрочем, это не совсем так, поскольку мы научились ориентироваться по дневным ребрам на небе. Забавно думать о себе как о микроскопической мошке, залетевшей в сферический купол гигантского собора. Все наше сомнительное преимущество перед нею – это умение держаться постоянного направления по граням подвешенной в центре купола хрустальной люстры. Ведя машину под одним углом к прозрачно-голубым полоскам, я могу полчаса лететь, ни разу не услышав зуммера черного ящика, требующего поправки. Второй черный ящик, портативный детектор дельтонов, по-прежнему молчит, хотя мы в пути уже полгода. Деннис был прав: нам повезло с первой дельта-частицей.

Обратный прогиб, горизонта позволяет на глазок поддерживать постоянную высоту полета. Недавно мне пришло в голову, что при размерах Орбитсвиля у линии горизонта не должно быть никакого заметного изгиба, но Деннис, как всегда, сумел придумать правдоподобное объяснение. На самом деле горизонт прямой, а его вогнутость – это оптический обман. По его словам, еще древние греки учитывали подобный эффект при строительстве храмов.

Обе машины показали себя с лучшей стороны. Летим без непредвиденных поломок. На обоих самолетах имеется по запасному двигателю, что намного увеличило нагрузку, но это необходимо. Главный блок гиромагнитного двигателя – просто металлическая болванка, в которой большинство атомов кристаллической решетки колеблются в унисон и резонируют. Однако атомный оркестр способен без предупреждения разладиться и зазвучать в диссонанс. Тогда мощность упадет до нуля, и единственный выход – замена двигателя. Нам дано воспользоваться такой возможностью лишь дважды.

К счастью, пока возникают только незначительные технические трудности. Серьезных неполадок, из-за которых пришлось бы пойти на вынужденную посадку, до сих пор не возникало, хотя они могут произойти в любой момент и с каждым днем все с большей вероятностью.

Наибольшее опасение вызывает не техника, а биологические автоматы, то есть сами люди.

Все, кроме молодого Бронека, страдают мигренями, головокружениями, морской болезнью, запорами. Отчасти этим мы обязаны, по-видимому, затяжному нервному напряжению, но из-за растущей ненадежности авиации не решаемся прибегать к транквилизаторам. Особенно меня тревожит Деннис. Наверное, не следовало брать его с собой. День ото дня он седеет, дряхлеет, с трудом выдерживает вахты за штурвалом. Протеин и лепешки из дрожжевого теста даже в лучшие времена не вызывали аппетита, теперь желудок Денниса напрочь отказался их принимать. О'Хейган быстро теряет в весе.

Приходится признать, что затея с самого начала была неудачной, и игра не стоит свеч. Продолжать авантюру значит рисковать человеческими жизнями. Совсем недавно я ни за что не признался бы себе в этом. Но тогда мы еще не начали расплачиваться за вызов, брошенный Большому О. Пусть расстояние, которое мы взялись преодолеть, составляет сотую долю окружности О, но позади – лишь малая часть этой доли. Сам я тоже наказан за самонадеянность: я спокойно думаю о погибшей жене, о ребенке, без эмоций вспоминаю Дениз Серра и равнодушно произношу имя Элизабет Линдстром…

Ничего не происходит. Я ничего не чувствую.

Это моя последняя дневниковая запись.

Писать больше не о чем. Мне больше нечего сказать.

Пол вибрировал. Стоя на коленях у койки О'Хейгана, Гарамонд сказал:

– Тут лето, Деннис. Мы влетели прямо в лето.

– Не все ли равно?

Казалось, под простыней ничего нет. Тело старика стало почти бесплотным, словно мумия ребенка.

– Я уверен, здесь растут фруктовые деревья.

Усмешка Денниса напоминала оскал черепа.

– Шел бы ты со своими фруктовыми деревьями…

Сам знаешь куда.

– Если вы сумеете что-нибудь поесть, то поправитесь.

– Я так отлично себя чувствуют Вот только отдохнуть не помешает. –О'Хейган вцепился в запястье Гарамонда. – Брось, Вэнс. Обещай, что не прервешь из-за меня экспедицию.