Сергей Павлов - Акванавты

Розовое диво волокло за собой длинный шлейф нежно светящихся щупалец, прозрачных и тонких до синевы. Имя этого грациозного существа я знал: тайра глобалос — недавно открытый вид глубоководных медуз-исполинов. Мало кому из людей доводилось наблюдать королеву медуз в естественной обстановке. Мне повезло, я мог считать себя счастливцем.

На фоне светлого шара контрастно отпечатался вдруг угольно-черный силуэт плавников-крыльев. Манта мигнула зелеными огнями глаз и, успокоенная, с презрительным равнодушием повернулась к тайре хвостом. Не обижайтесь, Ваше Величество, мой скутер плохо разбирается в тонкостях этикета и, понятно, не умеет держать себя в присутствии коронованных особ. Сказать откровенно, Ваше Величество, я очень боялся, что этому дурно воспитанному субъекту придет на ум огреть Вас электрической дубиной. При Ваших поистине королевских размерах такой исход дела был вполне вероятен… А сейчас до свидания, тороплюсь. Будем считать нашу встречу счастливым предзнаменованием…

Я лгал, торопиться мне было некуда. Мы слишком мало знаем, чтобы выработать правильную стратегию поиска. Почти ничего не знаем. Короче говоря, я вышел в воду с единственной целью стать приманкой для безумца.

Я пересек линию обрыва, включил плавник и быстро пошел в глубину. Вниз головой. Прожекторы Манты светили мне в спину. Темная сердцевина конуса пронизывающих воду лучей казалась горловиной бездонного колодца. Это моя тень.

Навстречу из тьмы полыхнула зеленоватая вспышка. Гораздо более мощная, чем рассеянный свет прожекторов. Я скомандовал Манте ультразвуком. Прожекторы погасли.

Внизу мерцали огни огромного города. Бархатная, усеянная звездами ночь и далекий, празднично иллюминированный город… По извилистым автострадам носились красные и лимонно-желтые огоньки, на площадях сновали толпы снежно-белых, голубоватых и синих. В облаках светящихся точек и черточек вспыхивали цветные огни светофоров, во всех направлениях, словно большие пассажирские автоллеры, двигались лиловые пятна, отдаленные фонари отливали перламутровым блеском, в туманной дымке мельтешили фантастические узоры реклам.

Скопление подводных светляков — зрелище отнюдь не редкое, но впечатляющее. И каждый наблюдатель видит это по-своему: россыпи драгоценных камней, млечный путь, созвездия, галактики. А мне почему-то видятся города, в огнях, с многочисленным населением. В городах кипит жизнь. Не такая уж загадочная для меня — многие из жителей хорошо мне знакомы. И, может быть, поэтому я чувствую себя в какой-то мере приобщенным к тайнам подводного континента. Но чувствую и другое.

В воде я не совсем человек. Вернее, не просто человек — у меня много общего с рыбой. И не только то, что я дышу жабрами, пользуюсь плавниками. Всегда, когда я в воде и один, в тайниках моего подсознания просыпается что-то чужое и смутное… Пожалуй, это можно назвать пробуждением древних, очень древних; незнакомых людям инстинктов. Даже не инстинктов, а скорее отголосков инстинктов, полустертых, сглаженных на гончарном круге миллионов лет эволюции. Невозможно четко и связно рассказывать об этих своих ощущениях, да и бессмысленно пробовать. Это все равно, что пытаться проникнуть в область ощущений амебы, претерпевающей процесс очередного деления. Крайняя простота — и необычайная сложность, таинство — и примитив… Но так же, как, скажем, обертоны придают окраска звукам, эти тончайшие, едва заметные, но, повторяю, какие-то упрощенные нюансы психики накладывают странный отпечаток на чувства и поведение. Все это, очевидно, хорошо известно каждому глубоководнику. Отсюда и «ангелы тьмы» в противовес придуманным журналистами «ангелам моря».

Медики объясняют подводные «странности» воздействием внешней среды на психику акванавта. То есть, в сущности, не объясняют ничего. Все то, с чем сталкивается морская медикология вне сферы разумения, находит временный приют под вывеской «глубинная аффектация». Боюсь, что этот туманный термин так и останется словесным пустоцветом, поскольку его изобретатели толком не осознали, что в условиях бездны человек потихоньку становится рыбой, в нем просыпается рыбий инстинкт. И нужно самому побывать в гидрокомбовой шкуре, чтобы это заметить.

Уходя в океан, акванавт рвет пуповину, соединяющую его с материнской сушей, и чем дальше от берега и чем глубже идет погружение, тем очевиднее этот разрыв. Вокруг вода, а внутри — сознание одиночества и своеобразной изоляции от привычного мира. По сути дела труженики бездны отданы на произвол стихии. Они остро нуждаются в обществе себе подобных, иначе им трудно сладить с тем, что называется «глубинной аффектацией». Их пока единицы. Потом их будут тысячи — окажется мало. Миллионы — капля в океане, потому что Земля на три четверти Океан. Нужны миллиарды. И еще гармония нужна, гармония в неминуемой эволюции гомо субакватикуса. Или равновесие — если угодно — между тем, что человек готовится приобрести в воде, и тем, что он уже имеет в себе после суши. А пока равновесия нет… Нет равновесия?! Стоп!..