Сергей Павлов - Акванавты

Тогда проступил бледный, овал девичьего лица. Мысль, напрягаясь, жадно вглядывалась в это лицо, полупрозрачное, словно мираж, и, может быть, не существующее вовсе, но такое нужное, необходимое той капельке еще живого теплого, что оставалось среди руин давно утраченных надежд.

— Я — сон, я лишь мечта о несбыточном, — сказали губы, жемчужно-бледные, чуть тронутые сожалеющей улыбкой.

— Я знаю… — ответила Мысль и закружилась в водовороте отчаяния. — Поэтому я не хочу просыпаться! Пусть этот сон длится вечность…

— Вечности нет! — загрохотало пространство, внезапно загораясь огнем. — Вечность кончается там, где умирает Мысль!

Вздрогнула девушка-тень. И, повернувшись, молча пошла туда, где на фоне кровавого зарева вырисовывались контуры гигантского спрута. Дрогнула Мысль и потекла, заструилась вдогонку.

Бронзовый спрут улыбнулся холодной, понимающей улыбкой. Его тяжелые щупальца подползли и обвили девушку-тень.

— Шарик есть, — раскатами прогремел бронзовый голос. — Шарика нет!

Щупальца сомкнулись, потом разошлись и с металлическим лязгом опали. Девушка-призрак исчезла.

Мысль разразилась отчаянным криком:

— Отдай!

— …ай!.. ай!.. ай!.. — испуганно вскрикнуло эхо.

Десятирукий гигант снисходительно рассмеялся:

— Зачем тебе это? Она принадлежит мне, тебе принадлежат воспоминания.

— Кто ты? — спросила Мысль, присмирев от горя и страха.

— Время, — ответил бронзовый голос. — И я не умею возвращать.

Мысль не сказала больше ни слова. Проклятый идол был прав.

Над горизонтом поднималось белое солнце. Бронзовый спрут спокойно взглянул на пылающий шар, из его огромных неподвижных глаз выкатилась большая прозрачная капля. Потом еще одна, и еще. Капли падали, выбивая мелодичную дробь. Тинь-тань, ти-и-та-тинь…

Я проснулся весь в холодной испарине. Опустил ноги с дивана, сел. В динамиках переговорного устройства жалобно пищит морзянка. Минуту я озадаченно смотрел на Царевну-Лебедь, пытаясь разобраться в хаосе коротких и длинных сигналов. Передача велась неумело, в замедленном темпе, как будто на ключе работает новичок, выстукивая нечто совершенно бессмысленное.

Я вышел в тамбур и толкнул дверь в соседнюю каюту. Оглядел помещение, направился в салон.

В салоне звуки морзянки раздавались громче и явственней. Болла здесь не было. На столе — записка. Я взглянул на сигнальные огоньки пульта бункерной коммутации, перевел взгляд на динамики внешней связи и только теперь до меня дошло: передача велась извне… За стеклом акварина разрасталось облако потревоженного ила. В клубах слабо подсвеченной прожекторами желтоватой мути промелькнула водянисто-серая тень, округлая, с расплывчатым вырезом посредине…

«2:35. Вышел в воду. Вернусь через час. Болл». Что это взбрело ему в голову?.. Я схватил карандаш и на обратной стороне листка стал набрасывать идиотские знаки морзянки. Чушь какая-то, он меня просто разыгрывает!

Внезапно бункер содрогнулся от гула. Морзянка умолкла. Я отшвырнул карандаш и бросился к акварину. Непроглядная муть. Внешняя сторона стекла будто оклеена плотной желтоватой бумагой.

Гул нарастал. Работали компрессорные установки батинтаса. Я взглянул на часы, сверил их с салонным хронометром. Одно и то же: без десяти минут три. Значит, вел передачу не Болл! Часы и гудение компрессоров определенно указывали на то, что он еще не успел выйти из бункера…

Регулятор громкости на усилителе звуковой передачи введен до предела. Навалясь грудью на пульт, я кричу в микрофоны что-то однобразное, жуткое. Зеленые мотыльки на сигнальных глазках подрагивают в такт моему надрывному крику.

— Пашич, вернись! Вернись немедленно! Ты болен, ты гибнешь, вернись!..

Я кричал в воду, кричал со слабой надеждой настигнуть криком безумца, дать почувствовать ему его одиночество…

Болл вернулся раньше обещанного срока. Не переодеваясь, устало завалился в кресло, сорвал с лица кислородную маску и бросил на стол. На макушке жалко топорщились мокрые волосы.

— Что-нибудь случилось, Грэг?

— Да.

Пожалуй, нужно сварить ему кофе.

— Рассказывайте, — сказал он с явным недовольством.

— Нет, сначала мне хотелось бы выслушать вас.

Болл закашлялся, яростно сплюнул в носовой платок остатки легочного наполнителя, ответил:

— В такое случае, идите ко всем чертям!

— Хорошо сказано, Свен. Емко. Будем считать, что мы наметили точки сближения в вопросах взаимного понимания. Но вы раздражены, устали… Отдохните, пока я приготовлю кофе. Вам с молоком?