Анджей Земяньский - Бреслау Forever

— Да не бойся ты. Мы же не из УБ, обычная милиция. — Какое-то время подумал. — Мы не вышлем тебя в гулаг или другой какой лагерь. Если все хорошенько расскажешь, как на исповеди, мы тебя освободим, и тогда поедешь. Немцев теперь выселяют, так что, бляха, дружки занесут тебя в поезд, и поедешь в свою Германию. Будешь там лопать эти свои… — Тут он замялся и повернул голову. — Что они там едят?

— Рульку, — подсказал переводчик.

— Ну, будешь лопать свою рульку и пить водку.

— Они пиво пьют, — снова вмешался переводчик. — Хотя и водочку не презирают.

— Ну, именно, — продолжал Васяк. — Будешь есть рульку и пить пиво с водкой. А там еще и бабонька какая поблизости. — Он закурил. — Ты хоть знаешь, сколько у тебя на родине одиноких баб? Знаешь, сколько немцев на войне погибло? И сколько там баб для окучивания? Спокойно, спокойно. Даже на калеку бросятся. Будешь ебаться как кролик, яиц же тебе не оторвало.

— А уж охотных баб будет множество, — подключился Мищук. — Вот представь-ка. Рулька, пивко, а ты с бабой в теплой постельке. Под одеяльцем. Утречком газетку просмотришь, пока она тебе завтрак будет готовить. К примеру, яичницу на сале.

Рот Кугера заполнился слюной. Мищук не останавливался.

— Понятное дело, мы можем передать тебя в УБ. Вот только, видишь… — он понизил голос. — Сначала признаешься, что прокопал канал под Атлантическим океаном, после чего тебя вышлют в лагерь за полярным кругом, в котором ты через пару месяцев сдохнешь с полными портками дерьма.

Васяк подошел сборку. Теперь он был «хорошим полицейским».

— Так что, выбирай. Яичница утром, пивко и тепленькая бабенка под одеялом, или заполярный круг, где будешь скользить по льду, потому что тебе не дадут никакой подпорки. А работать обязан…

Мищук прибавил:

— Как долго ты можешь выжить при минус сорока?

— Теплая женщина в постели, — манил Васяк. — Рулетка, пивко, сигаретка и утренняя газета. Или… минус сорок, вокруг только проволока и охрана. Люди, которые будут хотеть тебя сожрать. И все украсть, а ты ведь от них и не защитишься.

Кугер оттер слюну с губ.

— Скажу! — завопил он. — Все вам скажу!

Мищук закурил, сделал глубокую затяжку.

— Этого нам и было нужно, — вырвалось у него. — Валяй, как на святой исповеди.

Кугер прикрыл ладонью глаза.

— Вы меня и вправду освободите? Отошлете в Германию?

— Да. — Мищук жевал американскую конфету. Странная какая-то она была, никак нельзя ее было раскусить. На упаковке писали «chewing gum». И точно, тянулась словно резина. Милиционер скорчил геройскую мину и проглотил всю конфету.

— Грюневальд отстранял меня от следствия, потому что считал пораженцем. Но кое-что мне известно. Ведь я был с ним с самого начала.

Гестаповская столовка не работала. Отключили электричество и воду. Сделалось ужасно холодно, потому что отопление в доме накрылось. В этом городе ничего не работало. Власти хотели запустить одну трамвайную линию, но не удалось. На рельсах стоял разбитый русский танк, причем, самый тяжелый. Никак нельзя было его отпихнуть или даже оттащить с помощью грузовика. А никакого другого оборудования не было. В каменных каньонах царили мародеры и Верфольф.

Они разложили на столе то, что у них было. От партии они получили две селедки и краюху хлеба. Со стола было есть как-то неприлично, так что под низ подстелили газету. Видя отчаяние немца, дали ему кусок хлеба с селедкой. И немного воды запить. А потом еще и пол стакана самогона, чтобы немчура знал, как положительно они к нему относятся.

— Ну, ладно. Как же оно было?

Славек Сташевский выключил широкоэкранный плазменный телевизор и теперь копался в глубоком ящике. Что принять от простуды? Витамины или аспирин? И какие-нибудь капли в нос. Может, мазь с экстрактом майорана? Нет, к черту. Он закопался в богатых запасах ящика с лекарствами. У него было множество таблеток, как у всякого уважающего себя помешанного на лекарствах человека. Может, это всего лишь аллергия? Ну, в таком случае, что-нибудь с антигостамином. Грудь давило конкретно. Он сделал себе ванну с солями из морских водорослей. Теперь же он копался в баре. Быть может, лучшим будет народный способ? Тут он пытался оправдать свою тягу к спиртному. Каждое утро перед зеркалом, когда брился, он повторял: «Славек, ты вовсе не какой-то алкоголик. Ты самый банальный пьяница!» Он был достаточно богат, поскольку отец, известный профессор, оставил ему приличное наследство. Так что выбирал среди французских вин, коньяков, бутылок виски. В конце концов, выбрал зубровку. Потянул прямо из горлышка, закурил, поставил воду на чай.