Андрэ Нортон - Рассвет в 2250 году

Но он еще ни к чему здесь не прикасался. Тут были миазмы зла, пробивающиеся подобно туману даже сквозь ровный моросящий дождик.

Туман. Это был настоящий туман! Он увидел, как перед ним плыли грязно-белые спирали, окутывая перемешанные кучи гниющего дерева, кирпича и камня от обвалившихся стен. Землю накрывал плотный туман, более густой, чем у них в горах, густой и какой-то пугающий. Его пальцы оставили гриву лошади и погладили больную ногу. Последовавший за этим укол боли заставил его непроизвольно вскрикнуть. Этот туман, как он считал, означал конец его сегодняшнему путешествию. Теперь ему нужно было найти безопасное место, где он мог бы разжечь костер и приготовить еще одну порцию лекарства для своей раны. И он хотел укрыться на ночь от дождя.

Ему не нравились эти руины, но сейчас в них могло находиться то, что его интересовало, в чем он нуждался, и было разумнее углубиться в них. Но он заставил кобылу двигаться медленным шагом и правильно сделал. Потому что скоро перед ними в мостовой разверзся провал — зияющая черная дыра, обрамленная рваными зубцами сломанного бетона. Они пошли в обход, держась на таком расстоянии от осыпающегося края провала, как им позволяли развалины. Форс начал жалеть, что покинул тот сарай на ферме. Он не мог больше не обращать внимания на постоянную боль в ноге. Наверное, было бы лучше отдохнуть там денек-другой. Но если бы он это сделал, то не ехал бы сейчас верхом на кобыле. Он тихо свистнул и пронаблюдал, как ее уши встали торчком в ответ на это. Нет, чтобы иметь такую лошадь, стоит даже перетерпеть эту сверлящую боль.

Еще дважды мостовую пересекали провалы, и последний из них был таким огромным, что был похож на небольшой кратер. Когда Форс медленно объехал его кругом, он пересек полосу глинистой, плотно примятой земли, выброшенной из его темного нутра. Она была, похоже, хорошо утоптанной, здесь явно проходила тропа. Люра понюхала ее и зарычала, затем шерсть у нее на загривке встала дыбом, и она, сплюнув, громко зашипела. Кто бы там ни проложил эту тропу, она считала его врагом. Любое существо, которому Люра, не побоявшаяся сразиться с дикой коровой, со стадом бродячих свиней или жеребцом, давала такое определение, Форс не хотел бы встретить в своем нынешнем состоянии калеки. Он отпустил повод и позволил кобыле идти быстрее.

На некотором расстоянии от кратера они достигли небольшого холма, на котором стояло здание из белого камня с крышей. На склоне холма не было ничего, кроме низких кустов, и из здания, как считал Форс, можно было наблюдать почти за всей прилегающей территорией, самому оставаться незамеченным. Он разочаровался, обнаружив, что крыша покрывала только часть здания, а центр его был открыт всем стихиям — это был маленький амфитеатр, в котором ряды широких сидений спускались к квадратной платформе. Однако по периферии этого амфитеатра имелись небольшие комнаты под крышей, и в одной из них он и устроился. Он привязал кобылу к одному из столбов, образующих подход со склона холма, и, кроме того, угостил ее из своего запаса сушеным зерном, которое ей очень понравилось. Ее можно было стреножить и пустить пастись, но Форс вспомнил о той утоптанной тропинке у кратера и не стал этого делать.

Вода от дождя скопилась в выбоинах мостовой, и Люра жадно напилась из одной из таких луж, в то время как кобыла шумно пила из другой. Из застрявших среди столбов-колонн нанесенных ветрами веток Форс развел костер, устроив его за стеной таким образом, чтобы его нельзя было увидеть снизу Вода в котелке закипела, и он, мучась от боли, начал перевязывать рану на ноге. Бальзам действовал, потому что, хотя плоть и была пораженной, но чистые, без следов нагноения края раны уже затягивались, хотя, несомненно, шрам останется навсегда.

Люра не сделала ни шагу, чтобы поохотиться, хотя она должна была уже проголодаться. С того времени как они обогнули кратер, она держалась к нему поближе и теперь лежала рядом с костром, задумчиво глядя на пламя. Он не заставлял ее идти на охоту. Люра была более приспособлена для дикой жизни, чем любой из людей, и если она решила не охотиться, значит для этого у нее была веская причина. Форс хотел лишь узнать, кого она так ненавидела и чего так боялась. Эти ненависть и страх доходили до него, когда они обменивались мыслями, но существо, которое возбудило в ней такие эмоции, оставалось неизвестным.

Они легли спать голодными, потому что Форс твердо решил использовать оставшееся зерно для того, чтобы еще крепче привязать к себе кобылу Форс поддерживал небольшой огонь. Некоторое время он прислушивался, надеясь услышать бара банный бой, который слышал прошлой ночью. Но было тихо. Дождь наконец перестал, и юноша услышал шорох насекомых в траве снаружи дома. Послышался шелест ветерка в листве деревьев на склоне холма. Он обеспокоил Форса, этот легкий, печальный шелест. Люра тоже не спала. Он почувствовал, что она встревожена, прежде чем услышал поступь ее лап и увидел, что она двинулась к двери. Он пополз за ней, стараясь не тревожить больную ногу. Люра остановилась на наружном портике здания и смотрела в черноту руин разрушенного городка. Затем он увидел то, что привлекло ее внимание — крошечную красную точку на севере, выдававшую мерцание пламени костра. Так, значит, здесь были и другие жители! Степняки, как правило, держались подальше от развалин, помня о прежних днях, когда радиация была смертельной. А Чудища — разве они владели тайной огня? Никто не знал, насколько они были глупы или умны и была ли у них какая-нибудь, хотя бы и извращенная, цивилизованность.