Владимир Михайлов - Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим

— Слушаем тебя.

— Твои лесные люди. Надо поднимать их и вести на город. Надо прийти к власти и показать ей, что за нами — сила.

— Ну, а вторая? — спросил я.

— Я останусь тут. Хочу все-таки разобраться, чего ради они выпустили столько патронов. А потом надо будет еще слетать за Питеком.

— Они намного сильнее. У тебя кончатся патроны, что тогда?

— Будь спокоен, — сказал Уве-Йорген, — гибнуть я не собираюсь и загорать на их Горячих песках — тоже. К тому же оставь со мной Георгия. А Иеромонах пусть летит с тобой. И девушку забери: ей тут делать будет нечего.

Мне не очень понравилось предложение Рыцаря, но, пожалуй, оно было все-таки самым разумным. Конечно, мы могли уйти все. Но тогда так и осталось бы неизвестным, что же столь важное для властей скрывалось здесь.

— А потом? — спросил я. — Когда ты выяснишь, что здесь кроется — или когда тебя заставят уйти отсюда?

Уве-Йорген подумал.

— Тогда заберем Питека и постараемся присоединиться к вам, — ответил он наконец. — Да и обстановка подскажет…

— Пусть будет так, — согласился я.

— И еще одно. Мы вступаем в войну. На войне иногда убивают.

— Тут, кажется, нет.

— Пока нет. Но в цель иногда попадаешь, даже не желая. Шальные пули… И если мы двое так и не сможем присоединиться к вам, не забывай при всем твоем широкодушии и любви к малым сим: время уходит, а Гибкая Рука не из тех, кто медлит выполнять приказ.

— Это как-никак мой приказ, — сказал я. — Так что не забуду.

Мы с Никодимом и Анной втроем кое-как втиснулись в малый катер, чтобы долететь до леса. Большой оставили Уве-Йоргену. На прощанье я сказал ему:

— Надеюсь, ты будешь действовать, как достойный представитель высокой цивилизации.

— Не беспокойся, капитан, — сказал он, — и не спрашивай.

Но я не был спокоен. Я знал, что есть вещи, которые Уве-Йорген умеет делать лучше, чем я, но всей душой надеялся, что ему не придется пустить в ход все его умение.

— Рука, неужели до сих пор нет никаких сообщений?

— Я и не жду их, доктор. Там, на планете, что-то создает такие помехи, что для связи катер должен выйти в космос. Думаю, у наших нет для этого времени.

— Знаете, я очень волнуюсь… Постойте, а это что? — Аверов смотрел на приборы. — Батареи стоят под зарядкой?

— Да. Я заряжаю их до полного.

— Но почему? Если не было никаких новых распоряжений…

— То выполняются старые, доктор. И время выполнения все приближается.

— То есть вы хотите сказать, что если срок истечет и никто из наших не подаст никаких признаков жизни, вы… включите установку и начнете воздействовать на звезду?

— Нет, доктор. Этого я вовсе не хочу сказать.

— Зачем же в таком случае батареи?

— Чтобы вы! Вы, доктор, в нужный момент смогли начать воздействие. А моим делом будет лишь — вывести корабль в нужную для этого точку.

Аверов сделал шаг назад, скрестил руки на груди. Рука, не вставая, спокойно смотрел на него и дымил трубкой.

— Можете быть уверены, что я этого не сделаю! — сказал ученый.

— Вот тогда это придется сделать мне, — сказал Рука.

— Ха! Хотел бы я посмотреть…

— А вот посмотреть вы уже не сможете, — сказал индеец, не сводя с ученого неподвижных глаз. Аверов понял смысл слов не сразу.

— Вы что… Вы сможете?..

— Да, доктор. Я смогу. И то, и другое. Это в моих силах.

Аверов хотел еще что-то сказать, но почувствовал, что нет сил.

Шувалов полагал — и, по-видимому, справедливо, — что люди, находящиеся у руководства, могут обладать многими недостатками, в том числе (как показывала история) порой очень неприятными, но быть глупыми они просто не имеют права. И в данном случае, поскольку опасность, грозившая планете, была равной для всего ее населения, независимо от его возраста, здоровья, социального уровня и прочего, — руководство, по мнению Шувалова, не должно было пренебречь ни одной возможностью спасения и обязано было с радостью пойти навстречу любому, кто такое спасение предложит. Но сам он до сих пор никакого предложения сделать не мог — просто не мог.

Его просьбы и требования встречи с кем-либо из Хранителей Уровня оставались безрезультатными. Ему каждый раз отвечали одно и то же:

— После приговора сможешь просить о смягчении участи. Тогда Хранители рассмотрят твою просьбу. Пока же им не о чем с тобой разговаривать.

— Но простите! — возражал Шувалов. — Мне лучше знать!

— Закон не позволяет Хранителям выслушивать преступников, пока суд не вынес приговора.