Владимир Михайлов - Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим

Георгий молвил:

— Не знаю, зачем так много разговоров и размышлений. Все очень просто. Тех, кто захочет, — увезти. Кто не захочет — оставить. Пусть спасаются, как знают.

Он сказал это совершенно спокойно.

— Просто так — взять и оставить на гибель?

Он кивнул.

— И ты сможешь потом спокойно спать?

Он сказал:

— Если только не съем перед сном слишком много мяса.

Заря человечества, подумал я. Милая Эллада, компанейские боги. И вообще — золотой век!

— Хайль Ликург! — сказал Уве-Йорген и, сощурясь, покосился на меня.

Но сейчас мне было не до рыцаря.

— Ты не переедай, — посоветовал я спартиоту, вроде бы в шутку, хотя мне стало очень не по себе. Но обижаться на него не было смысла, а негодовать — тем более; он принес бы в жертву всех — такова была этика его времени, и хотя с тех пор его научили читать галактические карты и точно приводить машину туда, куда требовалось, иным он не стал: знание даже вершин современной науки не делает человека гуманным, и это было известно задолго до меня.

— Ладно, капитан, — сказал Уве-Йорген. — Не грусти: лучшие решения всегда приходят экспромтом. Если, конечно, сначала над ними как следует подумать.

— Погоди, — сказал я. — Я ведь не зря пропадал в лесу. Может быть, нам пригодится то, что я там видел: следы иной цивилизации. Тоже нашей, земной: потомков той же экспедиции.

— Не выжили?

— Похоже, их разгромили.

— Была война? — насторожился Георгий.

— Мы внимательно слушаем, — произнес Рыцарь.

Я рассказал им, что знал.

Выслушав, Уве-Йорген вскочил.

— Ты жаловался, что у тебя нечем поднять людей! — сказал он. — Они тут такие порядочные… Но оказывается — еще не так давно они прекрасно умели убивать! Чем это не повод, чтобы сковырнуть правительство?

— Да понимаешь ли, — сказал я и хотел объяснить, что сама мысль о свержении законного правительства мне претит, — но тут же подавился всеми своими словами.

Потому что из леса показались грибники, и Анна была среди них. Я увидел ее, и у меня перехватило дыхание, так что я сразу понял, что все мои рассуждения относительно нее — от глупости, и что даже самой строгой логикой нельзя убить любовь, так же как самой строгой логикой нельзя ее вызвать.

— Ладно, кончили, — сказал я, встал и пошел ей навстречу.

Мы встретились как ни в чем не бывало — во всяком случае, со стороны это должно было так выглядеть, но я не уверен, удалось ли мне добиться желаемого эффекта. Анна улыбнулась, но я сразу почувствовал: что-то не так. Все, может статься, вышло бы хорошо, если бы мы сумели сразу, не замедляя шага, броситься на шею друг другу, поцеловаться, прошептать на ухо какую-то бессмыслицу. Но никто из нас в первый миг не был уверен, как отнесется к этому другой, да и все глазели на нас — и мы чинно поздоровались, а момент был упущен.

— Ну как ты? — спросила она вежливо, и я ответил:

— Да все нормально, как видишь. А ты? Устала?

— Устала, — сказала она.

Мы еще постояли, потом она кивнула:

— Ну я пойду.

Я шагнул в сторону, чтобы пропустить ее, повернулся и пошел рядом: не хотелось показывать, что у нас что-то разладилось.

Около шалаша я спросил:

— Обедом накормишь?

— Да, — деловито сказала она, — в лесу много грибов. Вот, посмотри. — Она приоткрыла корзинку, висевшую у нее на локте, и я заглянул и убедился, что грибов действительно много. Мы еще постояли, затем я сказал:

— Ну тогда ладно… — повернулся и пошел к своим.

Мне надо было что-то делать, и я сказал им:

— Время еще есть. Слушай, Монах: это далеко отсюда?

— Поляна? С полчаса — если шагом.

— Пошли.

Он поднялся с земли. Уве-Йорген заявил:

— Нет, хватит шататься по лесу без охраны.

— Почетный караул не нужен, — возразил я. — Это не официальный визит.

— Не забудь, — ответил он, — что войны нам не объявляли, и мы не знаем, когда на нас нападут.

— Чего ты хочешь?

— Во-первых, пойти с вами. А во-вторых, четверо автоматчиков нам не помешают.

Мне не хотелось спорить, и я сказал:

— Ну давай.

Уве-Йорген скомандовал, и четверо мальчишек, донельзя гордых, мигом схватили свои автоматы.

— Только попроси, чтобы они ненароком не подстрелили нас, — предупредил я.

— Не беспокойся. У здешних ребят крепкие нервы.

— Это хуже всего, — сказал я. — Людей с крепкими нервами бывает труднее всего переубедить.

— Зато они легко переубеждают других, — серьезно сказал он, повесил автомат на грудь и положил на него ладони. — Ну идем?