Владимир Михайлов - Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим

Наконец мы дошли до конца — попали в отсек, из которого можно было идти только назад. Это был просто конический закуток, набитый проводами. Обшивка здесь была слегка вмята. Ничего интересного в отсеке не оказалось.

Мы возвратились в соседний с ним отсек — видимо, когда-то тут стояли астрономические инструменты и приборы, я понял это по уцелевшим креплениям. Уве-Йорген осветил меня своим фонарем и сказал:

— Ну, надо полагать, ты доволен?

Тон его был в точности таким, чтобы я не обиделся — но и понял, что он обо всем этом думает. Я ответил:

— Фактам приходится верить — и все же я еще не убежден, что все зря. Просто мы не подумали как следует.

— Причину найти всегда можно, — сказал Уве.

— Я не оправдываюсь, — пояснил я. — Просто я всегда доверял интуиции.

— В конце концов, ничего страшного, — утешил меня Рыцарь. — При случае эта лайба нам пригодится — в ней можно чудесно отсидеться, если нам придется туго.

Это мне не очень-то понравилось.

— Ты говоришь так, будто нам неизбежно придется драться со здешними.

— Как же иначе? — сказал Уве-Йорген. — Мы ведь уже начали.

— Ничего, — сказал я. — Договоримся.

— Дорогой капитан, — сказал он мне. — С кем договариваются? Договариваться надо с побежденным. С капитулировавшим. Безоговорочно капитулировавшим. А ведь мы хотим, чтобы они приняли наши условия безоговорочно, не так ли?

— Да какие уж тут компромиссы.

— Значит, прежде надо поставить их на колени.

Нет, все это мне никак не нравилось.

— Слушай, брось мыслить по образцу… крестовых походов!

Он усмехнулся.

— Зачем же ты тогда ищешь… то, что ищешь?

Я задумался: в самом деле, зачем я это ищу?

— Видишь ли, — сказал я, — это совсем другое дело. Просто хочу обезопаситься от случайностей…

Тут он засмеялся.

— Ты дипломат, — сказал он. — Тебя сразу выдает привычка не называть вещи своими именами. Ладно, все равно мы оба понимаем, о чем идет речь. Только боюсь, что ищем мы все-таки напрасно. Все, что можно было снять и унести, с корабля снято и унесено. Почему же ты думаешь, что нужные нам вещи остались здесь? Я полагаю, что их-то взяли в самую первую очередь!

— Так, конечно, могло быть. Но думается — в таком случае нас вчера атаковали бы не с арбалетами…

— Ну, со временем все изнашивается.

— Однако, если вещь по-настоящему нужна, ее стараются воспроизвести. Хотя бы приблизительно, на уровне техники данной эпохи. Попроще, похуже — но воспроизвести.

— Мы можем долго спорить по этому поводу, но факты, капитан, против тебя: того, что ты надеялся увидеть — и я тоже, откровенно говоря, — тут нет.

— И тем не менее посмотрим еще раз.

— Посмотрим еще три раза, если тебе угодно.

И мы снова направились туда, где, по нашим представлениям, помещался центр управления кораблем.

Там действительно было пусто. Металл переборок и жгуты проводов. Осколки стекла. Обломки древнего, растрескавшегося пластика. Больше ничего.

— Ну, убедился?

— Обожди, — сказал я. — Обожди, пожалуйста.

Я стал соображать, как все это выглядело, когда корабль был жив. Главный пульт. Экраны — там, куда идут толстые пучки проводов. Я осветил другую переборку. Тут, похоже, стоял инженерский пульт. Хорошо. Третья переборка. В ней — ход в соседний отсек. Переборка гладкая, без приборов. И толстая, если поглядеть на дверной проем. Весьма толстая. Сантиметров двадцать! К чему? Это было бы понятно, если бы по соседству помещался ядерный реактор или двигатели. Но они — в другом конце корабля. Я подошел и постучал по переборке. Гулко. Нет, это не сплошной металл, разумеется. Я пошарил лучом. Уве-Йорген смотрел с интересом, потом приблизился, и мы стали светить в два фонаря.

— Тонко сделано, — сказал он с уважением.

Действительно, узкая щель замочной скважины — и больше ничего.

— Вот вторая, — сказал он.

— И вот еще.

— Три замка, — сказал он и чертыхнулся.

— И ключи наверняка у разных людей. Тройной контроль. Да, они относились к этому серьезно.

— Интересно, — сказал он, — что там?

— Думаю, — сказал я, — что-нибудь знакомое.

— Предполагаешь? Или надеешься?

— Исхожу из того, что эта техника достигла пика в двадцатом — двадцать первом веках. И потом резко пошла на спад.

— Что ж, дай бог, — и голос его дрогнул. — Дай бог.

— Только как открыть? Тут и уцепиться не за что.

— Это мы откроем! — произнес он яростно. — Уж это-то мы откроем! Сейчас принесу инструменты.

Он вскоре вернулся с катерным набором.