Владимир Михайлов - Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим

— Малыш, а знаешь, пожалуй, именно так. Хочется проявить все, на что способен, и жалеешь, что у тебя всего так мало. Ты прекрасно определил, малыш. Как тебе удалось?

— Потому что я знаю, Форама. У меня бывает так.

— Каким образом?

— Я не человек. Но когда ты стал говорить о другой логике, другом мышлении и целях… тогда я понял: подобное есть и у меня. Я только не знал, как назвать его.

— С кем же ты…

— С той планетой. С тем, кто там — как я тут.

— Со Стратой?

— Так ее называют там. Я давно заметил, что у нас с ней разные способы решать задачи. Оперировать информацией. Ставить цели. Это очень интересно. Когда мы встретились, когда наши каналы космического поиска нащупали друг друга, я обрадовался: я больше не был совсем один. Сначала мы менялись информацией редко, потом все чаще. Нам обоим нравится это. Потом… Тут есть что-то и помимо обычной информации, когда я действую весь целиком. Подключена каждая группа кристаллов, каждый элемент. И теперь я уже не знаю, как было бы, если бы на той планете не было такого же, как я — но немного не такого. Ты понял?

— Прекрасно понял, малыш. Не могу поручиться, что все совпадает, но похоже, очень похоже.

— Похоже на чувство?

— Несомненно. Хотя у людей и у… таких, как ты и она, это может и не совпадать в деталях, но в главном…

— Ты сказал — она? Почему?

— Н-ну, малыш… Я как-то привык думать, что ты — мужчина.

— Я — такой, как Хомура, Лекона, все вы. Я не знаю других.

— Значит, ты — мужчина. Думаешь и делаешь, как мы. Но тогда она — женщина.

— Как интересно… Форама! Но если то, что у меня — чувство, или похоже на него, как же оно может помочь мне разобраться в качестве информации?

— Наверное, так же, как мне.

— Как это?

— Ну, допустим, мне надо решить задачу: война или мир. У меня есть силы воевать. Но мир лучше. Почти всегда. Если тебе надо воевать, чтобы помочь твоей любви, если ей худо делают те, с кем ты можешь воевать, тогда надо драться. Но если ей от этого не станет лучше, а станет хуже — тогда наоборот, надо сделать так, чтобы никакой войны не было. Потому что война, малыш, это не Большая игра, а Большая беда.

— Я укрыт надежно, и она тоже. Что повредит нам?

— Разве тебе все равно, есть ли на планете люди, или их нет? Хомура, Лекона, другие, кого ты знаешь…

— Не все равно. Но они тут, у меня. Им тоже ничто не грозит.

— Но у них есть ведь другие люди. Как у меня. И им — грозит.

— Этого я не принимал во внимание.

— Малыш! Любовь всегда была против войны.

— Но ведь я-то сделан для войны!

— Мы все так думали. И я тоже. Извини.

— За что?

— Ты оказался больше, чем мы думали. Значительнее.

— Ну это понятно: вы же не могли знать, как я расширил свои возможности. Но ты мне так и не ответил.

— Сделан ты для войны, правильно. Но вот ты нашел — все-таки назовем это любовью, ладно?

— Мне нравится. Называй так.

— А это чувство помогает каждому, к кому оно приходит, находить в себе то, о чем он раньше и не думал. И может быть, тебе куда больше войны понравится — например, собрать как можно больше возможной информации о планете и сделать так, чтобы на ней можно было жить как можно лучше? Знаешь, это намного важнее и нужнее, чем война. И тут ты очень пригодился бы.

— Разве у вас нет такого?

— Есть еще несколько разных. Но все они куда слабее тебя. Меньше. Ограниченней. Ты был и остаешься самым мощным. И если ты начнешь заниматься этими вопросами, и в первую очередь предотвратишь взрывы, информацию о которых ты получил от меня и которые могут начаться уже очень скоро, в любой момент практически…

— Теперь я понял, как чувство может помочь в отборе информации.

— Что же ты решаешь?

— Узнаешь через три часа. А что сделал бы ты?

— Прежде всего отправил бы наши бомбоносцы — пусть рвутся в пустоте, подальше от планет, на которых живут люди. И договорился бы со Стратой, чтобы она точно так же поступила со своими кораблями.

— Интересно, — сказал малыш. — Я попробую. Собственно, я так и подумал. Поэтому мне нужны три часа: раньше у нас не будет связи.

— Ты сумеешь уговорить ее?

— Это будет очень интересная игра.

— Какая?

— Чьи бомбоносцы первыми долетят до точки в пустоте, какую мы наметим, и первыми взорвутся. Разве нет?

— Да, — сказал Форама. — Это славная игра. Только бы ты смог убедить ее.

— Я думаю, что смогу, — сказал малыш. — Логически я думаю точнее. С самого начала так. Правда, Страта иногда приходит к верным выводам какими-то странными путями, но в логике я сильнее.