Андрей Жвалевский - Те, которые

Через полгода у отца обнаружат опухоль вокруг позвоночника. Сначала решат, что злокачественная, мы с мамой чуть не поседеем. Потом сделают операцию, возьмут пункцию… Опухоль окажется доброкачественной, но ее будут долго и упорно лечить. И через три года она все-таки переродится. А еще через пять месяцев…

Но я могу этого не допустить. Надо проверить его прямо сейчас. Ведь откуда-то она взялась? Стоит ее удалить на ранней стадии – и все!

Я все-таки неисправимый оптимист. Затащить к врачу мужчину средних лет, который чувствует себя здоровым, – неразрешимая задача. Я просил, угрожал, врал, подключал к этому делу маму. Пришлось бросить все свои фирмы на заместителей, чтобы сконцентрироваться на этом деле. В конце концов удалось провернуть хитроумную операцию. Папа и сам не понял, как оказался на приеме у хорошего специалиста.

И этот Авиценна тупой ничего не нашел!

Я ему пальцем тыкал, указывая, где искать – а он только руками разводил. По лицу было видно, что только выплаченный вперед внушительный гонорар не позволяет послать идиота (то бишь меня) в места, известные по анатомическому атласу и надписям на заборах.

Папа сдал груду анализов, но у меня нехорошее предчувствие, что и в них все будет «в пределах нормы».

Черт бы их всех побрал с их пределами и нормами! Я же точно знаю, что болезнь уже зреет и вот-вот проклюнется!

Договорились, что приведу отца через месяц на повторное обследование. Папа, как только мы вышли из кабинета, заявил, что больше его ноги у врача не будет, а я совсем свихнулся на своем бизнесе, поехал бы лучше с ним на дачу.

К его изумлению, я поехал. И даже работал там, чего не случалось со мной… не помню сколько лет. Папа гордился перед соседями, а я все время искоса за ним наблюдал. Боялся пропустить признаки приближающейся болезни.

Отец в грубой форме отказался обследоваться. У него дача. Мама, которая в прошлый раз меня поддерживала, на сей раз сохраняла неодобрительный нейтралитет. Даже заикнулась, что надо бы мне работать поменьше, да и жениться пора бы.

Я психанул, наорал на них. Отец наорал на меня. Мама ушла на кухню плакать.

Домой я поехал на метро – руки тряслись, как будто в них зажат отбойный молоток. Если сел бы за руль, печальный день 9 января 2008 года случился бы досрочно. А мне досрочно нельзя. Маринка-Маруська еще не родилась.

Отвез папу к врачу силой. Обманом посадил на заднее сиденье, а там защита от детей – дверцу только снаружи открыть можно. Довез, выслушав по дороге сначала поток матерщины, а потом гордое уничижительное молчание.

Из машины отец выйти отказался.

И тогда я разревелся, как когда-то в детстве.

Папа воспитывал из меня настоящего мужчину, который от дачи до автобуса должен ходить своими ножками. Я со всей искренностью четырехлетнего лентяя считал такую установкой глупостью и издевательством. Как только мы выходили за забор дачного участка, я останавливался, вцеплялся в сосну и начинал реветь. Успокаивался только на папиной шее. Он всегда ломался.

Сломался и теперь, хотя и презирал за это меня, себя и всю систему здравоохранения.

Наверное, потому, что спина у него уже начала болеть.

Опухоль нашли почти сразу.

Теперь остается только молиться, чтобы они сумели ее вовремя удалить.

Ненавижу врачей!

Никакие деньги, никакие убеждения не действуют. Они упорно проверяют какие-то почки, хотя на снимке ясно видно уплотнение! На все мои истерики холодно отвечают, что я не медик, а они медики…

Я заметил, что стал напиваться почти каждую пятницу.

Это все от бессилия.

Операция назначена на завтра.

К стыду своему, не помню, когда она была в прошлой жизни. Зимой – это точно. Даты не помню. Помню ужас ожидания результатов.

Сейчас гораздо легче. Мама безусловно верит мне. Когда я заявил, что врачи ни хрена не понимают, что опухоль доброкачественная, мама в моих словах не сомневалась ни минуты. Но все равно нервничает. Пустырник пьет вместо минералки.

Я остался у нее ночевать.

Все, как в прошлый раз.

Опухоль доброкачественная, но придется за ней следить. Позвоночник пришлось укрепить титановой скобой. Папа ходить будет, хотя и с палочкой. Два раза в год – упреждающая химиотерапия.

Мама плакала и кивала, вцепившись мне в рукав.

Когда врач ушел, она повернулась ко мне и спросила: «Теперь все будет хорошо, да?»