Клиффорд Саймак - Пересадочная станция

Настало время Галактике узнать о Судьбе.

Симбиотические абстракции, паразиты… Называйте, как хотите. Это — судьбы.

Если они паразиты — они полезные паразиты, готовые отдать больше, чем взяли. Для себя им нужно только ощущение жизни, чувство бытия. Ведь многие из существ, с которыми они жили, были, мягко говоря, не очень умны. Дождевые черви, к примеру.

Но, благодаря судьбе, дождевой червь в один прекрасный день может стать чем-то большим, даже великим. И мельчайшие микробы могут подняться на один уровень с человеком. Потому что любое существо, которое двигалось и жило, быстро или медленно, в каком угодно мире, жило не само по себе. Всегда вдвоем. Тварь и его личная, собственная судьба.

Иногда судьба останавливала и страховала, а иногда — нет. Но там, где была судьба — была надежда. Судьба и была надеждой. Везде и всюду.

Никто не одинок. Ни ползающие, ни прыгающие, ни плавающие, ни летающие, ни роющиеся в земле…

…Планета, закрытая для всех, кроме одного, и, после того, как этот, единственный, прибыл, закрывшаяся навсегда!

Один-единственный человек должен поведать Галактике все, когда Галактика будет к этому готова.

Один-единственный должен рассказать всем о Судьбе и о Надежде.

И они выбрали меня, думал Эшер Саттон.

И — да поможет мне Бог!

Господи, помоги мне! Лучше бы это был не я, а кто-нибудь другой. Лучше бы они ждали миллион лет!

Они слишком многого хотят. Слишком многого требуют от такого хрупкого существа, как человек! Разве под силу ему нести груз Откровения, поднять ношу Знания?!

Но Судьба выбрала меня!

Удача, или случай, или просто слепое везение — это Судьба.

Судьба выбрала меня. У нее не было имени. Я назвал ее Джонни, это смешно, и судьба моя имеет полное право надо мной посмеиваться.

Сколько я прожил с Джонни, моей неотъемлемой частью, моей искоркой (люди называют ее жизнью, но они ничего в этом не смыслят), пока не вернулся в свое тело и не понял, что оно стало другим, стало лучше? Над ним поколдовало много разных судеб, и они, видимо, сочли мой организм не слишком хорошо устроенным.

Они не только починили его, но и усовершенствовали. Они здорово повозились — в теле появилось множество всякой всячины, которой у меня раньше не было. Я, пожалуй, и сейчас не знаю всего, что мне тогда презентовали, и не узнаю, пока не придет пора воспользоваться тем или иным подарком. А кое о чем, так и не узнаю никогда.

Итак, я снова вернулся в свое тело, но судьба не оставила меня.

…Симбиоз, думал Саттон, симбиоз на много, много порядков выше, чем симбиоз гриба и вереска, простейшего и водоросли… Духовный симбиоз. Я — хозяин, Джонни — мой гость, и мы вместе, потому что понимаем и любим друг друга. Джонни дает мне уверенность в себе, освещает мои дни и часы, я даю Джонни ощущение жизни, которого он был лишен в своем одиночестве.

— Джонни, — снова окликнул Саттон и снова не получил ответа. Он испугался. Джонни должен быть здесь. Судьба должна быть рядом!

Если только… если только… Мысль пробиралась тягуче и мерзко… Если только я не умер совсем. Если все, что происходит сейчас, не сон, если я действительно находился на призрачной грани между жизнью и смертью.

Голос Джонни был тих и очень, очень далек:

— Эш!

— Да, Джонни! — встрепенулся Саттон.

— Двигатели, Эш. Иди к двигателям.

Саттон выбрался из кресла пилота. Ноги подкашивались.

Он плохо видел… Очертания предметов расплывались. Ноги словно налились свинцом.

Он споткнулся и упал.

Шок, подумал он. Смертельный шок. От кровопотери, от сознании того, что я прострелен насквозь…

Но ведь какая-то сила воскресила меня, ее хватило на то, чтобы убить двоих… Месть?..

Но эта сила ушла, и теперь его могли поднять на ноги только разум и воля.

Он поднялся на четвереньки и пополз. Остановился, отдохнул… прополз еще несколько футов… Голова кружилась. По полу протянулся кроваво-слизистый след.

Саттон нащупал порог двери моторного отсека, дотянулся до ручки, со всей мочи дернул ее вниз, но пальцы только скользнули по гладкому металлу, и он рухнул на пол.

Долго-долго лежал он, не шевелясь, потом попытался еще раз, и ручка поддалась, он опять упал, но уже на пороге распахнутой двери…

Казалось, прошла вечностью когда, наконец, он с большим трудом встал на четвереньки и пополз вперед, медленно-медленно, дюйм за дюймом…

Когда Саттон очнулся, кругом была темнота. Темнота и неизвестность. Неизвестность и… удивление.