Александр Шуваев - Книга Предтеч

-Ты, - потрясенно спросила она, - уже бывал здесь?!

-Здесь - нет. И, должен сказать, это Гнездо не слишком похоже на другие. Те, что я видел, много проще, - валун, грубые каменные стены, газоны из неистребимой низенькой травки, на травке - два-три планера или Крылатых. Иной раз - несколько десятков плодовых деревьев. Это либо выстроено значительно позже, либо у хозяина особые вкусы. Общего только безлюдье... Или, по крайней мере, крайнее малолюдье: последнее время все больше Птиц проводят время в разных удаленных или вовсе непостижимых местах. Так стало после возвращения Вениамина.

Вокруг необыкновенно изящного в своей простоте трехэтажного дома, одной стеной прилегающего к ограде, был разбит парк, а весь дальний угол двора занимал печальный, с едва заметной, - очень в меру, - печатью заброшенности. Дом с трех сторон окружала терраса, на которую вели низкие и широкие ступени, частью спускающиеся прямо в эту темную воду. И над водой, над яркими и бесконечно-разнообразными цветами, между густыми кронами деревьев извивались, перекрещивались причудливо перекрученные водяные ленты - родные братья того самого мостика через пропасть, а светило, стоявшее все еще высоко, дробилось в этих висячих ручьях множеством отраженных, изломанных радуг.

- Либо новая мода, либо... Либо личная прихоть хозяина.

- Он здесь один?!!

- Как правило, - в Гнезде хозяйничает один из старейшин рода. Важная Птица в прямом смысле. Остальные живут по мере надобности... Говорил же, - они теперь очень редко бывают дома. И сад, и пруд производили странное впечатление сочетанием изысканности и некоторой запущенности: там, где ступени вели в воду, горело розовое пламя лотосов, а позади, у стены, бурела непросохшая илистая грязь, из которой торчал пожелтевший, причудливо перекрещенный тростник с метелками на конце коленчатых стеблей. На поверхности неподвижной воды этакими символами бренности Всего Сущего лежали первые, немногочисленные еще сухие листья.

- А где хозяин?

- Так кто ж его знает? Летает где-нибудь по своему птичьему обычаю...

Но тот оказался легок на помине: едва они начали подниматься на террасу, у арочного проема высокой двери появился словно бы ниоткуда возникший высокий мужчина в светло-лиловой безрукавке и легких штанах до середины икр. Безусловно, незнакомец был мускулист, мощен телом и атлетически сложен, и руки его висели тяжкими якорными цепями, но всего этого было явно недостаточно, чтобы объяснить чувство страшной, сосредоточенной, нечеловеческой мощи, которым веяло от его неподвижной фигуры, от всего его облика. Впрочем, когда он, при виде молодых людей проговорил что-то по-английски, улыбка его и выражение глаз оказались вполне доброжелательными.

- Не понимаю, - развел руками гость, - мы, к стыду своему, толком говорим только по-русски.

- Хвала богу и Праматери, - это невеликое препятствие в общении с нашим коленом... Но, право, как удачно, что вы явились именно сейчас: еще пара минут, - и вы не застали бы меня дома. Я залетел буквально на мгновение, чтобы прихватить кое-какие карты...

И, словно в подтверждение своих слов, он потряс ящичком серо-фиолетового дерева, который казался маленьким и хрупким в его бугристых лапах, поросших густым золотистым волосом. При первом же взгляде в очень спокойные, серо-голубые, огромные глаза хозяина, у Мушки пересохло во рту. Но, несмотря на это и совершенно неожиданно для себя, она вдруг спросила:

-А можно поглядеть?

-Пожалуйста, - он с некоторым сомнением оглядел девушку, - а ты раньше когда-нибудь видела наши карты? Из Основной Последовательности?

-Нет.

-Это несколько меняет дело. Видишь ли, ты рискуешь сильно испугаться, потому что карта карте - рознь...

-Нет.

-Тогда, по крайней мере, присядь!

И только после того, как она уселась в плетеное из серых, покрытых пухом прутьев кресло, хозяин открыл ящик. Все померкло перед глазами путешественницы, и окружающий мир исчез из ее глаз. Исчез дом с садом, исчезло небо и солнце, бесследно сгинули, позабылись бывшие с ней люди. Вокруг кресла, служившего опорой ее телу, расстилалась черная бездна без конца и края. По левую руку светилось множество необыкновенно-ярких, разноцветных звезд, справа - они редели, сходя на нет, и только в безмерной дали, в кромешной тьме виднелись слабые белесые пятна удаленнейших туманностей. Вся эта грандиозная картина плавно, но и не слишком медленно поворачивалась вокруг незримой оси, с боку - на бок проходившей, казалось, через ее тело. При первом же взгляде на бесчисленные светила среди бездонного мрака у нее захватило дух, но когда из-под кресла вдруг вынырнуло исполинское, светящееся тусклым красно-оранжевым накалом светило, храбрая искательница приключений судорожно вцепилась в подлокотники (А они были у того плетеного креслица?). Появившись снизу, раскаленное ядро описало страшный в своей беззвучности полукруг, прошло прямо над ее головой и скрылось позади, чтобы через минуту вынырнуть вновь. Так и пошло: восход-закат, восход-закат, мерно, со вселенской амплитудой и совершенно одинаковым периодом оборотов. После десятка повторов ей стало не по себе, и уже откуда-то появилась во рту масса жидкой слюны, но хозяин очень вовремя закрыл свой ящичек.