Джон Уиндем - Зов пространства

Может, кто-нибудь заглянет на огонек?..

Еды у меня вволю, почти на три года… Еды-то вволю, а вот воли…

Тут еще письмо для моей дорогой Изабеллы. Передайте ей, пожалуйста…

Пробежав глазами радиограмму, Джордж Трун придвинул бумагу по столу к заместителю. Артур Догет взял ее, прочел и после некоторых раздумий кивнул.

– Ну что ж, значит, все открылось, – произнес он не без удовлетворения в голосе. – Чего б я не отдал, чтобы заглянуть в сегодняшние бразильские газеты. Апоплексический удар – это, пожалуй, самое мягкое сравнение. Воображаю картинку: двести миллионов бразильерос кипят от злости и требуют от правительства немедленных действий. Что теперь будет, как думаешь?

Трун пожал плечами:

– Нас это все мало касается. Даже миллион миллионов разъяренных бразильерос никак не повлияет на космическую арифметику. Придется им дожидаться нового сближения планет. А пока, надо думать, власти отдадут толпе на растерзание нескрлько министров и заявят, что уже намыливают веревку для преступников.

– Их счастье, что продержаться надо всего полгода, – заметил Артур. – Даже не представляю, как это они до сих пор ухитрялись хранить тайну. В общем, мы их обставили, и это самое главное. И ничего они теперь с нами не сделают.

– Верно, – кивнул Трун. – Ничего не сделают.

Оба повернули головы, будто сговорились одновременно посмотреть в окно. Там был обыкновенный венерианский день. Куда ни глянь, светящийся белый туман; из-за ветра, дувшего со скоростью двадцать миль в час, постоянно менялась видимость, но почти всегда удавалось разглядеть редкие и высокие заросли «тростника» – они начинались в сорока ярдах от купола. На ветру растения слегка пригибались и покачивались, чем-то напоминая жесткие волосы.

Изредка туман рассеивался настолько, что в двухстах ярдах показывались удивительно гибкие деревья, прозванные кем-то «кончиками перьев». Они клонились в разные стороны, образуя высокие арки. По земле – и рядом с куполом, и в отдалении – стелился ковер бледных сочных усиков, венерианский эквивалент травы. А вообще-то даже самые четкие фрагменты пейзажа не вызывали душевного подъема; лишь кое-где мертвенно-бледная однотонность нарушалась розоватым мазком мясистого стебля или жиденькой прозеленью, да и их вскоре заволакивали жгуты тумана. Водяные капли сбегали по этиолированным стволам, сыпались дождем под внезапными порывами ветра, прокладывали мокрые дорожки на оконных стеклах.

– По мне, так лучше и быть не может, – заметил Артур. – Для чего нас сюда прислали, то мы и сделали – первую успешную посадку. Теперь, как я понимаю, это любому по плечу, добро пожаловать на Венеру!

– Нет, Артур. – Трун медленно покачал головой. – В нас вложили деньги не ради одних рекордов. По контракту, мы ее еще и удержать должны.

– А вдруг твой кузен Джейми пойдет на попятную, когда увидит, на что она похожа?

– Джейми не пойдет на попятную, – убежденно ответил Трун. – Он всегда знает, что делает. Беда в том, что у них со стариком планы, что твой айсберг, – неискушенному оку виден только краешек. Нет, Джейми вполне доволен.

Артур Догет снова глянул в окно и с сомнением покачал головой:

– Думаешь, доволен? Если так, могу себе представить, сколько у него на то причин. Должно быть, куда побольше, чем нам отсюда видится.

– Нисколько не сомневаюсь. Джейми и его старик – настоящие стратеги, фельдмаршалы в штатском. Старик никогда не боялся трудностей, не терял головы, – и Джейми вырос ему под стать.

– Одного я никак не могу взять в толк, – проговорил Артур. – Откуда у твоего кузена, австралийского гражданина, бразильское имя Джейми Гонвейя?

– Ну, это довольно просто. Когда на Марсе погиб мой дед, Джеффри Труно, осталось трое детей: Ана, Джордж и Джеффри, мой отец. Джеффри родился уже «посмертно», во всяком случае после того, как дед высадился на Марсе. Потом тетя Ана вышла замуж за Энрике Поликарпо Гонвейю – старика Гонвейю, эмигрировала с ним в Австралию и там родила Джейми. Дед Джейми Гонвейи дружил с моим дедом, и когда тот не вернулся с Марса, кто, потвоему, больше всех ратовал за вторую марсианскую экспедицию? Правильно, дедушка Гонвейя. В конце концов он собрал группу сторонников, они вложили половину денег, а вторую выжали из бразильского правительства. В случае успеха экспедиции две тысячи сто первого года он бы претендовал на сущую безделицу: эксклюзивные права на половину биологических находок. Ко всеобщему удивлению, таковые действительно встретились на дне рифтов – так называемых каналов. Гонвейя быстренько выкупил права на вторую половину у другого пайщика и усадил своих экспертов за работу. Лет двадцать они провозились с адаптацией растений, а после старик Гонвейя с двумя сыновьями и дочерью взялись покорять мировые пустыни, чем и по сей день занимаются.