Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник)

— Мэгги проводит тебя в гостевой коттедж, — сказал профессор Глебу, — отдыхай, расслабляйся, мы тебя сегодня измучили, уж извини, но ты должен был увидеть всё это вживую, так сказать, пощупать руками.

Глеб поморщился от этого, «пощупать руками», но профессор Снайпс сделал вид, что не заметил.

— Мы же все трое пойдем в лабораторию, поколдуем кое над чем. — Профессор подал руку Глебу, прощаясь.

— Не волнуйся. — Вслед за профессором пожал ему руку Энди. — Это не для того, чтобы замести следы перед завтрашней твоей проверкой. Всё давно уже заметено, пока ты летел в своем звездолете. Как понимаешь, у нас времени для этого было предостаточно, и земного и местного.

— Не обижайтесь на них, Глеб, — подала руку Ульрика, — Никто не любит, когда их поверяют. Пока.

Станция. Не поселок. И уж тем более не городок. А станция именно. Несмотря на двадцать лет жизни профессора Снайпса здесь. Несмотря на четыре смены — вахты астронавтов по пять лет каждая. Несмотря на двести лет там, на Земле, в конце концов. Почему станция? Потому что не собираемся обживаться, обживать планету, пускать корни, колонизировать, становиться филиалом Земли, окраиной человеческой ойкумены в Космосе. Сделаем свое дело, доведем до конца эксперимент и уйдем. Независимо от удачи своей, неудачи, триумфа ли, катастрофы уйдем навсегда. Мы не собираемся стать народом этой планеты (не случайно ей так и не утвердили имени, оставили под номером из каталога), не намерены быть богами для ее обитателей (а изначально планировалось так!), сотрем за собой все следы пребывания нашего здесь. Ни одного целлофанового пакетика, ни фантика (если уж фигурально) не останется после нас. Станция — она вне . Чужеродна этому миру и должна таковой оставаться. Она могла быть на планетарной орбите, но нам удобнее здесь, на плато, удобней и только. Наш дом — Земля. Мы работаем для Земли, за ради земной науки. Где бы ни жили люди сейчас, какие бы миры не осваивали, какие пространства не преодолевали — они земные, несут с собой свою Землю, во всяком случае, пока. И пусть это самое «пока» длится как можно дольше. Вот поэтому именно станция .

— А вот это уже жилая зона, — пояснила Мэгги.

Глеб ахнул. Домики под черепичной крышей, цветы на окнах, крошечные палисадники. Точная копия голландской деревушки.

— Мой дизайн, — сказала Мэгги со сдержанной гордостью. — Надо же что-то противопоставить этому миру. — Добавила: — Этому миру вообще и племени альфа, в частности.

— А что? — начал было Глеб.

— Да-да, — поняла его Мэгги. — Это племя давит на нас. Мы при всем нашем могуществе и сверхмогуществе, при всех наших звездолетах, киборгах, лабораториях, при всех наших возможностях испепелить эту планету в одно мгновение вдруг наткнулись на какую-то свою зависимость от них.

— Что, так и тянет раскроить череп профессору Снайпсу? — Глеб вообще-то хотел спросить в шутку.

— Не только в этом дело, — серьезно ответила Мэгги. — Они подкупают своей свободой и обаянием мощи.

— Вот насчет обаяния не надо. Я сегодня всю кабину заблевал под впечатлением их обаяния.

— Это нормально. У некоторых поначалу были куда как более бурные физиологические реакции. Так что вы, будем считать, испытание выдержали, — она улыбнулась, — прошли инициацию.

— Спасибо, Мэгги.

— Их обаяние начинаешь чувствовать не сразу. Сначала как будто и не всерьез, но с какого-то момента вдруг…

— Вы говорите таким тоном, — перебил ее Глеб, — как будто это какая-то реальная угроза для нас. Но вот возьмем ученых, посвятивших жизнь изучению львов: они влюблены в них, увлечены своим делом, восхищаются красотой и силой этих животных, но они знают о львах всё, не идеализируют их и уж тем более не собираются им подражать.

— Вы не понимаете. — Протестующий жест Мэгги. — Это другое. Совсем другое. Вдруг с ужасом сознаешь, что тебе не хватает их свободы и мощи.

— Что?!

— Странно, казалось бы, да? — продолжала Мэгги. — Отнять кусок у соседа, у ребенка, если бы на станции были дети. Быть изнасилованной своими, попавшими под обаяние племени альфа, коллегами в грязной луже, на глазах у всех. Разве кто-нибудь из нас хотел бы чего-нибудь такого?.. Кстати, вполне вероятно, что и хотел бы. И чего-нибудь такого, и чего-нибудь похлеще. Но это всё от фантазии, это нравственная похоть, причуды души и духа. А свобода и мощь людей племени альфа — до духа, души, нравственности, до всех этих наших извивов нравственности, до игр духа с самим собой. Вот где соблазн!