Дэн Симмонс - Гиперион

Вскоре я женился на девушке из Первых Семей (она была мне дальней родственницей по линии Бертола, кузена Сири) и, получив на экзаменах в дипломатической академии наивысший балл, попросил направить меня на Окраину.

Так для меня и Грэси началась наша личная диаспора. Работал я хорошо. Я был прирожденным дипломатом. Через пять стандартных лет службы я стал вице-консулом. Через восемь – полномочным консулом. Для дипломата, который служит за пределами Сети, это было вершиной карьеры.

Я сам сделал свой выбор. Я работал на Гегемонию. И ждал.

Поначалу моя роль заключалась в том, чтобы всеми ресурсами Сети помогать колонистам делать то, что получалось у них лучше всего, – разрушать свой естественный образ жизни. Не случайно на протяжении шестивековой межзвездной экспансии Гегемония так и не встретила видов, которые по шкале Дрейка-Тьюринга-Чженя можно было отнести к разумным. Еще на Старой Земле установили, что всякий вид, который включит человечество в свою пищевую цепочку, неминуемо погибнет. Всякий раз, когда в процессе экспансии встречался вид, который мог серьезно конкурировать с человеком по интеллекту, он погибал задолго до включения планеты в Сеть.

На Вихре мы подкрадывались к неуловимым цеппелинам, прячась среди их облачных башен. Возможно, они не были разумны по нашим меркам или меркам Техно-Центра. Но они были прекрасны. Когда они погибали, переливаясь всеми цветами радуги, не услышанные (точнее, не увиденные) своими сбежавшими собратьями, красоту их агонии невозможно было выразить словами. Мы продавали их цветочувствительную кожу различным корпорациям Сети, импортировали их мясо в миры типа Небесных Врат, а кости перемалывали в порошок и продавали в качестве афродизиака импотентам и суеверным дуракам десятков колониальных миров.

На Саде я был советником группы инженеров-экологов, которая осушала Великую Топь, кладя тем самым конец недолгому царствованию болотных кентавров, угрожавших в тех краях прогрессу Гегемонии. Они пытались мигрировать, но северные окраины были для них недостаточно влажны, и когда через несколько десятилетий я снова посетил Сад, о них напоминали лишь разбросанные по просторам планеты сморщенные оболочки – жалкие следы исчезнувшего буйства жизни.

На Хеврон я прибыл как раз тогда, когда пришла к своему естественному завершению многолетняя вражда еврейских поселенцев с алуитами Сенешаи, созданиями столь же хрупкими, как и экология их безводной планеты. Алуиты были эмпатами: наш страх, наша алчность – вот что убило их, да еще наша непрошибаемая чуждость. И все-таки не гибель алуитов превратила мое сердце в камень, а та роль, которую я сыграл в судьбе самих колонистов.

На Старой Земле для этой роли существовало особое слово – «квислинг». Хеврон не был моим домом, но люди, которые поселились там, сделали это по тем же причинам, по каким мои далекие предки со Старой Земли скрепили своими подписями Завет Жизни на Мауи. Я продолжал ждать. И тем самым действовал… во всех смыслах этого слова.

Они доверяли мне. Я заливался соловьем, расписывая все прелести воссоединения с человеческим сообществом… с Сетью… и они поверили мне. Они настояли на том, что для посторонних на Хевроне будет открыт лишь один город. Я улыбался и соглашался с ними. И вот теперь в Новом Иерусалиме шестьдесят миллионов жителей на десять миллионов евреев-колонистов, разбросанных по всему континенту и почти во всем зависящих от одного-единственного города, принадлежащего Сети. Они продержатся еще десятилетие. Возможно, меньше.

Я сломался после того, как Хеврон присоединили к Сети, открыв для себя алкоголь, благословенную антитезу флэшбэку и фантопликаторам. Грэси была со мной в больнице, пока меня не привели в чувство после запоя. Странная штука – мир еврейский, а больница – католическая. Помню, как по ночам в коридоре шуршали рясы.

Мой срыв обошелся без осложнений и не вызвал особого шума. Мою карьеру, во всяком случае, он не испортил. В качестве полномочного консула я с женой и сыном перебрался на Брешию.

Как тонко мы играли там свою роль! С какой прямо-таки византийской изощренностью действовали! В течение десятилетий, полковник Кассад, силы Техно-Центра преследовали рои Бродяг, куда бы они ни бежали. А теперь определенные фракции в Сенате и Консультативном Совете ИскИнов решили, что пора испытать военную мощь Бродяг непосредственно у границ Гегемонии. Для этой цели выбрали Брешию. Допускаю, что ее жители десятки лет до моего прибытия играли роль наших заменителей. Брешианцы с упоением копировали архаичный прусский образец, милитаризировав свое общество до абсурда. Они не знали меры в своих экономических притязаниях, а их ксенофобия позволяла с необычайной легкостью вербовать добровольцев, чтобы покончить с «Бродяжьей угрозой». Сначала им предоставили по ленд-лизу несколько факельных звездолетов, и они сами начали гоняться за роями. Плазменное оружие. Зонды для заражения искусственными вирусами.